Убийство в «Восточном экспрессе» (Новелла) - 10 Глава

– А теперь, – Пуаро хитро улыбнулся, – порадуем мсье Бука и призовем итальянца.

Антонио Фоскарелли влетел в вагон-ресторан мягкой и неслышной, как у кошки, поступью. Лицо его сияло. У него было характерное лицо итальянца – смуглое, веселое.

По-французски он говорил правильно и бегло, с очень небольшим акцентом.

– Вас зовут Антонио Фоскарелли?

– Да, мсье.

– Вы, как я вижу, приняли американское подданство?

– Да, мсье. Так лучше для моих дел, – ухмыльнулся итальянец.

– Вы агент по продаже фордовских автомобилей?

– Да, видите ли…

И тут последовала пространная речь, к концу которой присутствующие знали в мельчайших деталях все про деловые методы Фоскарелли, его поездки, доходы, его мнение об Америке и о большинстве стран Европы. Из итальянца не надо было вытягивать информацию – она лилась мощным потоком. Его простодушное лицо сияло от удовольствия, когда он наконец остановился и красноречивым жестом вытер лоб платком.

– Теперь вы видите, – сказал он, – я ворочаю большими делами. У меня все устроено на современный лад. Уж кто-кто, а я в торговле знаю толк.

– Значит, в последние десять лет вы часто бывали в Соединенных Штатах?

– Да, мсье. Как сегодня помню тот день, когда я впервые сел на корабль, – я ехал за тридевять земель, в Америку. Моя мама и сестренка…

Пуаро прервал поток воспоминаний:

– Во время вашего пребывания в США вы не встречались с покойным?

– Никогда. Но таких, как он, я хорошо знаю. Да-да, очень хорошо. – И он выразительно щелкнул пальцами. – С виду они сама солидность, одеты с иголочки, но все это одна видимость. Мой опыт говорит, что убитый – настоящий преступник. Хотите верьте, хотите нет, а это так.

– Вы не ошиблись, – сухо сказал Пуаро. – Под именем Рэтчетта скрывался Кассетти, знаменитый похититель детей.

– А что я вам говорил? В нашем деле надо уметь с одного взгляда понимать, с кем имеешь дело. Без этого нельзя. Да, только в Америке правильно поставлена торговля.

– Вы помните дело Армстронгов?

– Не совсем. Хотя фамилия мне знакома. Кажется, речь шла о девочке, совсем маленькой, так ведь?

– Да, трагическая история.

Итальянец в отличие от всех не разделял подобного взгляда.

– Что вы, такие вещи бывают сплошь и рядом, – сказал он философски. – В стране великой цивилизации, такой, как Америка…

Пуаро оборвал его:

– Вы встречались с членами семьи Армстронг?

– Да нет, не думаю. Хотя кто его знает. Приведу вам некоторые цифры. Только в прошлом году я продал…

– Мсье, прошу вас, ближе к делу.

Итальянец умоляюще воздел руки:

– Тысячу раз простите!

– А теперь расскажите мне по возможности точнее, что вы делали вчера вечером после ужина.

– С удовольствием. Я как можно дольше просидел здесь, в ресторане. Тут все-таки веселее. Говорил с американцем, соседом по столу. Он продает ленты для машинок. Потом возвратился в купе. Там пусто. Жалкий Джон Буль, мой сосед, прислуживал своему хозяину. Наконец он возвратился, как всегда, мрачный. Разговор не поддерживал, буркал только «да» и «нет». Неприятная нация – англичане, такие необщительные. Сидит в углу, прямой, будто палку проглотил, и читает книгу. Потом приходит проводник, разбирает наши постели.

– Места четыре и пять, – пробормотал Пуаро.

– Совершенно верно, последнее купе. Моя полка верхняя. Я забрался наверх, читал, курил. У этого заморыша англичанина, по-моему, болели зубы. Он достал пузырек с каким-то вонючим лекарством. Лежал на полке, охал. Скоро я заснул, а когда просыпался, всякий раз слышал, как англичанин стонал.

– Вы не знаете, он не выходил ночью из купе?

– Нет. Я бы услышал. Когда дверь открывается, из коридора падает свет. Думаешь, что это таможенный досмотр на границе, и машинально просыпаешься.

– Он говорил с вами о хозяине? Ругал его?

– Я уже вам сказал: он со мной ни о чем не говорил. Угрюмый тип. Молчит, будто в рот воды набрал.

– Что вы курите: трубку, сигареты, сигары?

– Только сигареты.

Итальянец взял предложенную Пуаро сигарету.

– Вы бывали в Чикаго? – спросил мсье Бук.

– Бывал, прекрасный город, но я лучше знаю Нью-Йорк, Вашингтон и Детройт. А вы бывали в Америке? Нет? Обязательно поезжайте, такая…

Пуаро протянул Фоскарелли листок бумаги:

– Распишитесь, пожалуйста, и напишите ваш постоянный адрес.

Итальянец поставил подпись, украсив ее множеством роскошных росчерков. Потом, все так же заразительно улыбаясь, встал.

– Это все? Я больше вам не нужен? Всего хорошего, господа. Хорошо бы поскорее выбраться из заносов. У меня деловое свидание в Милане… – Он грустно покачал головой. – Не иначе как упущу сделку.

Пуаро взглянул на своего друга.

– Фоскарелли долго жил в Америке, – заметил мсье Бук, – вдобавок он итальянец, а итальянцы вечно хватаются за нож. К тому же все они вруны. Я не люблю итальянцев.

– Са se voit, [28] – Пуаро улыбнулся. – Что ж, возможно, вы и правы, мой друг, но должен вам напомнить, что у нас нет никаких улик против этого человека.

– А где же ваша психология? Разве итальянцы не хватаются за нож?

– Безусловно, хватаются, – согласился Пуаро. – Особенно в разгар ссоры. Но мы имеем дело с преступлением совсем другого рода. Я думаю, оно было заранее обдумано и тщательно разработано. Тут виден дальний прицел. И прежде всего это – как бы поточнее выразиться? – преступление, нехарактерное для латинянина. Оно свидетельствует о холодном, изобретательном, расчетливом уме, более типичном, как мне кажется, для англосакса. – Он взял со стола два последних паспорта. – А теперь, – сказал он, – вызовем мисс Мэри Дебенхэм.

Глава 11

Показания мисс Дебенхэм

Мэри Дебенхэм вошла в ресторан, и Пуаро снова убедился, что в свое время не ошибся в ее оценке.

На девушке были черный костюм и лиловато-серая блузка. Тщательно уложенная – волосок к волоску – прическа. И движения у нее были такие же продуманные, как прическа.

Она села напротив Пуаро и мсье Бука и вопросительно посмотрела на них.

– Вас зовут Мэри Хермиона Дебенхэм и вам двадцать шесть лет? – начал допрос Пуаро.

– Да.

– Вы англичанка?

– Да.

– Будьте любезны, мадемуазель, написать на этом листке ваш постоянный адрес.

Она написала несколько слов аккуратным, разборчивым почерком.

– А теперь, мадемуазель, что вы расскажете нам о событиях прошлой ночи?

– Боюсь, мне нечего вам рассказать. Я легла и сразу заснула.

– Вас очень огорчает, мадемуазель, что в поезде было совершено преступление?

Девушка явно не ожидала такого вопроса. Зрачки ее едва заметно расширились.

– Я вас не понимаю.

– А ведь это очень простой вопрос, мадемуазель. Я могу повторить: вы огорчены тем, что в нашем поезде было совершено преступление?

– Я как-то не думала об этом. Нет, не могу сказать, чтобы меня это огорчило.

– Значит, для вас в преступлении нет ничего из ряда вон выходящего?

– Конечно, такое происшествие весьма неприятно. – Мэри Дебенхэм была невозмутима.

– Вы типичная англичанка, мадемуазель. Вам чужды волнения.

Она улыбнулась:

– Боюсь, что не смогу закатить истерику, чтобы доказать вам, какая я чувствительная. К тому же люди умирают ежедневно.

– Умирают, да. Но убийства случаются несколько реже.

– Разумеется.

– Вы не были знакомы с убитым?

– Я впервые увидела его вчера за завтраком.

– Какое он на вас произвел впечатление?

– Я не обратила на него внимания.

– Он не показался вам человеком злым?

Она слегка пожала плечами:

– Право же, я о нем не думала.

Пуаро зорко взглянул на нее:

– Мне кажется, вы слегка презираете мои методы следствия. – В его глазах блеснул хитрый огонек. – Думаете, что англичанин повел бы следствие иначе. Он бы отсек все ненужное и строго придерживался фактов – словом, вел бы дело методично и организованно. Но у меня, мадемуазель, есть свои причуды. Прежде всего я присматриваюсь к свидетелю, определяю его характер и в соответствии с этим задаю вопросы. Несколько минут назад я допрашивал господина, который рвался сообщить мне свои соображения по самым разным вопросам. Так вот, ему я не позволял отвлекаться и требовал, чтобы он отвечал только «да» и «нет». За ним приходите вы. Я сразу понимаю, что вы человек аккуратный, методичный, не станете отвлекаться, будете отвечать коротко и по существу. А так как в нас живет дух противоречия, вам я задаю совершенно другие вопросы. Я спрашиваю, что вы чувствуете, что думаете? Вам не нравится этот метод?

– Извините за резкость, но мне он кажется пустой тратой времени. Предположим, вы узнаете, нравилось мне лицо мистера Рэтчетта или нет, но это вряд ли поможет найти убийцу.

– Вы знаете, кем на самом деле оказался Рэтчетт?

Она кивнула:

– Миссис Хаббард уже оповестила всех и вся.

– Ваше мнение о деле Армстронгов?

– Это чудовищное преступление.

Пуаро задумчиво посмотрел на девушку:

– Вы, мисс Дебенхэм, насколько мне известно, едете из Багдада?

– Да.

– В Лондон?

– Да.

– Что вы делали в Багдаде?

– Служила гувернанткой в семье, где двое маленьких детей.

– После отпуска вы возвратитесь на это место?

– Не уверена.

– Почему?

– Багдад слишком далеко. Я предпочла бы жить в Лондоне, если удастся подыскать подходящую вакансию.

– Понимаю. А я было решил, что вы собираетесь замуж.

Мисс Дебенхэм не ответила. Она подняла глаза и посмотрела на Пуаро в упор. «Вы слишком бесцеремонны», – говорил ее взгляд.

– Что вы думаете о вашей соседке по купе мисс Ольсон?

– Славная недалекая женщина.

– Какой у нее халат?

– Коричневый шерстяной. – В глазах мисс Дебенхэм промелькнуло удивление.

– А! Смею упомянуть и надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, что по пути из Алеппо в Стамбул я обратил внимание на ваш халат – он лилового цвета, верно?

– Вы не ошиблись.

– У вас нет с собой еще одного халата, мадемуазель? Например, красного?

– Нет, это не мой халат.

Пуаро быстро наклонился к ней – он напоминал кошку, завидевшую мышь:

– Чей же?

Девушка, явно пораженная, отшатнулась:

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вы не сказали: «У меня нет такого халата». Вы говорите: «Это не мой» – значит, такой халат есть, но не у вас, а у кого-то другого.

Она кивнула.

– У кого-то в поезде?

– Да.

– Чей же он?

– Я вам только что сказала. Я не знаю. Утром часов около пяти я проснулась, и мне показалось, что поезд давно стоит. Я открыла дверь, выглянула в коридор. Хотела посмотреть, что за станция. И тут увидела в коридоре фигуру в красном кимоно – она удалялась от меня.

– Вы не знаете, кто это? Какого цвета волосы у этой женщины – светлые, темные, седые?

– Не могу сказать. На ней был ночной чепчик, и потом, я видела только ее затылок.

– А какая у нее фигура?

– Довольно высокая и стройная, насколько я могу судить. Кимоно расшито драконами.

– Совершенно верно.

Минуту Пуаро хранил молчание. Потом забормотал себе под нос:

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Одно с другим никак не вяжется. – Поднял глаза и сказал: – Не смею вас больше задерживать, мадемуазель.

– Вот как? – Она была явно удивлена, однако поспешила встать, но в дверях заколебалась и вернулась обратно. – Эта шведка – как ее, мисс Ольсон? – очень встревожена. Она говорит, что вы ей сказали, будто она последней видела этого господина в живых. Она, вероятно, думает, что вы ее подозреваете. Можно, я скажу ей, что она напрасно беспокоится? Эта мисс Ольсон безобиднейшее существо – она и мухи не обидит. – И по губам мисс Дебенхэм скользнула улыбка.

– Когда мисс Ольсон отправилась за аспирином к миссис Хаббард?

– В половине одиннадцатого.

– Сколько времени она отсутствовала?

– Минут пять.

– Она выходила из купе ночью?

– Нет.

Пуаро повернулся к доктору:

– Рэтчетта могли убить так рано?

Доктор покачал головой.

– Ну что ж, я полагаю, вы можете успокоить вашу приятельницу, мадемуазель.

– Благодарю вас. – Она неожиданно улыбнулась на редкость располагающей к себе улыбкой. – Знаете, эта шведка очень похожа на овцу. Чуть что – сразу теряет голову и жалобно блеет. – Мисс Дебенхэм повернулась и вышла из вагона.