Записи о книгах в старом книжном магазине (Новелла) - 1 Глава

С ранних лет чтение давалось мне с трудом.

Особенно плохо дело обстояло с печатными книгами. После долгих периодов листания страниц, чтения слов одного за другим, я почему-то начинал сильно волноваться. Мое сердце словно кричало, бешено стуча в груди, а ладони покрывались потом. В итоге, я всегда заканчивал отвратительным настроением. Можно сказать, у меня была библиофобия…

В результате, в школе я бесконечно страдал. Независимо от предмета в учебниках всегда был печатный текст. С конспектами уроков проблем не было, но мои оценки по английскому и современному японскому оставались ужасны, поскольку я должен был учить отрывки из учебников. У меня на загривке волосы дыбом становились, стоило мне услышать «задание на понимание прочитанного».

Я говорил учителям и матери о своей проблеме, но получил только советы. Они сказали, что с моей ненавистью к книгам ничего не поделать. Они также сказали, что мне не стоит особо из-за этого переживать; у всех есть свои сильные и слабые стороны.

Я был очень благодарен за поддержку, но они совершенно не понимали мою проблему. Я не ненавидел чтение; я просто не мог читать, даже если хотел. Стоило мне начать читать, как мое тело начинало противиться.

Это недоразумение так и осталось неразрешенным и лишь отчасти из-за моего неумения объяснять. Я и внешне не походил на книголюба. Куда бы я ни пошел, моя крупная, высокая, мускулистая фигура всегда выделялась. Все, кто меня видел, считали меня человеком суровым. Меня часто приглашали в спортивные клубы и вечно выбирали для игр, матчей и спортивных фестивалей.

Но по-настоящему спорт меня не интересовал. Я хотел читать. Я вечно состоял в библиотечном комитете и никогда не считал уборку библиотечных книг скучной, как думали все остальные. Мне нравилось смотреть вниз, стоя у края книжный полок, восхищаясь рядами и рядами книжных корешков. Меня вполне устраивало просто воображать содержание вместо того, чтобы открывать страницы.

Кстати, такое мое «состояние» возникло не само по себе. Мой страх перед книгами откуда-то пришел; это история о полном собрании сочинений Сосэки и прелюдия к моей собственной истории.

Это случилось до того, как я пошел в начальную школу. Дождливым весенним днем я читал в одиночестве, сидя в гостиной на втором этаже.

Полагаю, мне стоит описать свой дом.

Мой дом расположен в Офуна, месте, находящемся между городами Йокогама и Камакура. Это достопримечательность, популярная среди туристов, путешествующих из Токио по линии «Восточно-японской Железнодорожной Компании».

На холме рядом со станции стояла большая статуя буддистского божества Гуаньинь. При ночном освещении она выглядела очень впечатляюще, но если смотреть на нее сквозь деревья, застывшее белое лицо выглядело немного пугающе.

Однако, не считая бесконечного бдения Гуаньинь, Офуна была довольно заурядным городом.

Помимо статуи Гуаньинь было и еще одно сокровище: киностудия, одна из немногих в Японии. К моменту моего поступления в среднюю школу она была заброшена, но моя бабушка часто о ней говорила. Видимо, студия играла ключевую роль в эпоху расцвета японского кинематографа, но я об этом ничего не знал. С кино я был незнаком.

Мой дом находился рядом со студией. Звался он «Кафе Года», но фирменное блюдо у семьи года было вполне заурядным: свиные котлеты с рисом, горошком и соленьями.

Мой прадедушка открыл это кафе, а затем его унаследовала бабушка. В прошлом работники киностудии приходили сюда есть, и в нашем заведении царило оживление. Но к тому времени, как я вырос, наш некогда процветающий бизнес угас.

Репутация у заведения была хорошей, но к нам приходило все меньше и меньше людей, так же, как студия снимала все меньше фильмов. В итоге, моя бабушка уволила своих работников и начала управлять кафе одна.

Бабушка, мама и я – все мы жили на втором этаже над кафе. Мой отец умер до моего рождения, и мама родила меня, вернувшись в свой родной город, Офуна. Так получилось, что от бабушки я получил имя «Дайске».

Поскольку моя мама работала в продовольственной компании в Йокогама, за мое воспитание отвечала бабушка. Она по десять раз отчитывала меня за каждую совершенную ошибку, начиная повседневными обязанностями и заканчивая тем, насколько низко я кланялся. Я был единственным внуком, но не помню, чтобы меня баловали.

С виду моя бабушка была доброй, у нее был пухлый подбородок. Но пронзительностью ее взгляд не уступал статуе Гуаньинь на холме.

Ладно, продолжим. Тем дождливым весенним днем я зашел в гостиную на втором этаже в поисках книг с картинками. Помню, мне нравилась книга «Гури и Гура». До сих пор я еще был послушным мальчиком, любящим читать. Я читал не только книги с картинками, но и несколько детских книг, написанных простым языком. Помню, как докучал взрослым, упрашивая я их купить мне новые книги при каждом походе в книжный.

Тем весенним днем я устал от всех книг в доме. Мне было скучно. Обеденное время подходило к концу, и снизу доносились разговоры посетителей и шум телевизора. Мне хотелось на улицу, но в такой дождь это было невозможно.

Выйдя из гостиной, я направился к бабушкиной комнате в конце коридора. Комната выходила на север и была оформлена в японском стиле, с очень низким потолком, создающим ощущение спертости. (Наш дом пережил множество расширений, так что планировка комнат была несколько непоследовательной).

Хотя моя бабушка запрещала мне входить в ее комнату без разрешения, я все равно это сделал – в поисках книг.

У стены стоял большой книжный стеллаж с книгами бабушки. Похоже, моя бабушка, не уступающая Гуаньинь Бодхисаттве, когда-то была милой начитанной девушкой. Я слышал, в юности они тратила почти все заработанные в ресторане карманные деньги на книги.

Собранные бабушкой книги были, в основном, старыми японскими произведениями из эпох Мейдзи и Тайсо, а я был слишком молод, чтобы понять их содержание. Но я решил, что с таким количеством книг там и детские могут быть. Я зашел, переполняемый ожиданиями.

Я вытаскивал книги одну за другой, изучая их содержание. В то время я не понимал кандзи и отбрасывал книги в сторону, не ставя их назад. В итоге, никто бы не смог понять, книгу я искал или просто бардак устраивал.

Понаделав прорех по всему стеллажу, я заметил на нижних полках коробку с карманными изданиями. Поскольку они были маленькими, я решил, что книги могу оказаться детскими, и склонился ближе. На задниках стояли названия, но, к несчастью, в основном они были написаны кандзи. С названием на хирагана была лишь одна книга. Я медленно прочитал названием вслух:

«Затем».

Что за книга это была? Когда я вытаскивал с полки стопку…

— Что ты делаешь? – закричал сверху звучный голос, изрядно меня шокировав. Оглянувшись, я увидел бабушку в ее кухонной одежде. Она смотрела на меня сердито. Когда она поднялась сюда? Ее длинные узкие глаза, так похожие на Гуаньинь Бодхисаттву, привели юного меня в ужас.

Я сидел на татами, окруженный разбросанными книгами.

Запретив мне входить в ее комнату, бабушка сказала еще кое-что. Теперь я вспомнил – даже если ты зайдешь, тебе запрещено трогать книги на полках. Ими я больше всего дорожу.

Я знал, что должен сделать. Моя бабушка была строгой, но она меня прощала, если я извинялся искренне. Так и случилось, когда я построил тоннель из стульев кафе. Я сел на колени и опустил голову.

Я не ожидал, что бабушка так отреагирует. Она схватила меня за плечи и залепила мне две пощечины, поразив меня. Она действовала безжалостно, ударяя меня со всей силы взрослого. Мои руки и ноги врезались в стопку книг, и не успел я заплакать, как она меня подняла. Я едва не обмочился при виде жуткого взгляда Гуаньинь Бодхисаттвы исподлобья. То был первый и последний раз, когда бабушка меня ударила.

— …Тебе запрещено читать эти книги, – хрипло произнесла бабушка. – Допустишь эту ошибку снова, и можешь попрощаться с нашим домом.

Я слабо кивнул.

Я задумался о причине своего нынешнего «состояния», только когда вырос. Конечно, наверняка я сказать не могу. Я не психолог.

Но действительно, столкнувшись с царским гневом моей бабушки, я лишился возможности читать печатный текст. И, само собой, больше я в ее комнату не заходил.

Не знаю, когда моя бабушка впервые заметила перемены. Годами мы не говорили о том происшествии. Возможно, для нее оно тоже стало болезненным воспоминанием.

Прошло больше пятнадцати лет, прежде чем мы снова о нем заговорили. Мою бабушку положили в местную больницу, и я пришел ее навестить.

Внезапно она заговорила о том старом случае.

— …когда я тебя ударила… – начала она. – Я была так шокирована, застав тебя в своей комнате. Раньше ты туда никогда не заходил, да?

Она говорила так, словно это неделю назад случилось, и я не сразу понял, что она имеет в виду.

За пятнадцать лет мы оба изменились, и бабушка, и я. В подростковом возрасте я сильно вытянулся, а бабушка, и без того невысокая, стала еще тоньше и слабее. По мере ухудшения ее здоровья, кафе все чаще и чаще оказывалось закрытым.

Дело шло к сезону дождей, и за окном лило. При смене сезонов у бабушки начинались мигрени. На этот раз сама она поправиться не смогла, и потому ее положили в больницу, где за ней ухаживали. У меня тогда было самое занятое время. Я искал работу и заглянул к ней как раз после ознакомительного семинара компании. Речь шла о событиях, случившихся, когда мне было пять лет, а я так и сидел в костюме.

— Поначалу я не собиралась тебя бить. Полагаю, это моя вина.

Я увидел, какими прозрачными стали глаза бабушки, и почувствовал, что атмосфера несколько помрачнела.

— Нет, это я был виноват, – ответил я. – Я зашел без разрешения. Не волнуйся об этом.

Я никогда не таил на нее за это обиду. Тогда она ударила меня в первый и последний раз. Но выражение ее лица оставалось несчастным.

— Мне всегда казалось, что если бы ты мог читать, твоя жизнь бы совершенно иначе сложилась.

Я потер брови. Да, пожалуй. В университете я отказался от упорных попыток читать и принял приглашение в клуб дзюдо. За четыре года я достиг почетного третьего Дана и на районных соревнованиях вошел в число сильнейших среди своей весовой категории. Полагаю, это сделало меня сильнее. Мои шея и плечи изрядно окрепли.

— …Неважно, могу ли я читать.

Так я сказал. Но правдой это было лишь наполовину. Конечно, в университете я жил полной жизнью – но, само собой, иногда очень нелегко приходилось.

— Правда? – Вздохнув, бабушка закрыла глаза. Я подумал, что она засыпает, но вскоре она снова заговорила. – …На какой девушке ты женишься?

— А?

Настолько внезапная смена темы снова меня ошарашила. Точно так же, как вначале разговора об ударе пятилетнего меня, ее слова прозвучали настолько странно, что их смысл не сразу доходил. Вся ситуация была просто странной.

— Еще слишком рано о женитьбе говорить, – ответил я, глядя на открытую дверь. Возможно, позвать одну из проходящих мимо медсестер было хорошей идеей.

— Хорошо бы ты женился на девушке, любящей книги. Ты их читать не можешь, но она точно расскажет тебе о них много интересного… хотя это трудно устроить. Книжные черви чаще всего предпочитают себе подобных, – произнесла она насмешливо.

Я не знал, шутит ли она, или ее сознание просто уплывает куда-то за грань нашего мира.

Она словно вспомнила о чем-то, добавив:

— …После моей смерти вы двое можете поступать с моими книгами, как вам вздумается.

Мне словно холодной воды в лицо плеснули. Я никогда не был человеком, способным сохранять внешнее спокойствие и быстро подстраиваться под ситуацию.

— Ч-что ты такое говоришь…не слишком ли рано? – тихо пробормотал я.

Мой дедушка и отец умерли еще до моего рождения, так что я впервые слышал подобные слова от своих близких. Бабушка закрыла глаза и криво улыбнулась. Видимо, она заметила написанную на моем лице тревогу.

Осмотр показал, что у нее в мозгу была опухоль, и жить ей оставалось мало. Я ей об этом не рассказывал, но она, вероятно, поняла по моему и матери отношению. Я не мог обмануть глаза Гуаньинь Бодхисаттвы.

Наконец-то я понял, что бабушка пыталась мне сказать.

Она хотела, чтобы ее внук услышал эти слова до того, как это произошло – ее последние слова.

Когда я вспомнил о бабушкиных книгах в следующий раз, прошло уже больше года после похорон – стоял август 2010.

Закончив университет, я продолжал жить в своем доме в Офуна. В полдень я наконец-то смог выбраться из постели, после чего услышал, как мама кричит мне снаружи:

— Иди сюда, Дай-работу.

Я удивился, почему мама дома. Обычно в это время она была на работе в своей компании. Но затем я понял, что сегодня воскресенье – честно, после выпуска я перестал отличать воскресенье от любого другого дня.

Зевая, я вышел из комнаты и увидел, что дверь в конце коридора открыта. Должно быть, мама была в бабушкиной комнате, оформленной в японском стиле.

— Ой.

Попытавшись войти, я ударился лбом о дверной косяк. Перекладина заскрипела.

— Что ты делаешь, Дай-работу? Хватит дом крушить.

Мама стояла в центре комнаты. Головой она почти задевала абажур лампы. Хотя до меня ростом она не дотягивала, но все равно была выше среднего.

— Дверной косяк слишком низкий, – возразил я, держась за голову.

(Я уже упоминал, что из-за многочисленных пристроек к дому планировка комнат стала немного странной. Дверной косяк всего на пару сантиметров ниже, но это все равно значительная разница).

— Ты еще не проснулся – сказала мама. – Раньше никто в косяк не врезался.

Я так не думаю. На дверной косяк наклеена черная изолента, причем она была здесь еще с того момента, как я впервые изучил дверь. Кто-то явно уже врезался здесь. Слишком грустно думать, что только я был настолько рассеянным.

— Я разбираю вещи бабушки… – начала мама, а потом замолкла, вздохнув. – Ну, крайне неприятно, когда здесь два высоких человека стоят. Давай присядем.

Я сел, скрестив ноги, лицом к моей матери, опустившейся на колени. У нее широкий подбородок, длинные узкие глаза и склонность к бессовестной жестокости. Если не считать роста, она, по большей части, пошла в бабушку. У мамы есть две старшие сестры, мои тети, и из них только она на мою бабушку похожа.

Но ее, похоже, не особо радовали эти унаследованные от бабушки черты. На самом деле, она, вероятно, злится из-за такой схожести. Я никогда не видел, чтобы мама с бабушкой разговаривали спокойно дольше пяти минут. Наверное, она уехала работать вместо того, чтобы кафе Года унаследовать, потому что хотела избежать слишком частых встреч с бабушкой.

— Годовщина смерти твоей бабушки миновала, – сказала мама. – Я убирала ее вещи и задумалась, что с ними делать.

Все как она и говорит. Вокруг нас стояли высокие картонные коробки, заполненные доверху. Одежду и украшения бабушки уже разделили между собой мои тети, а все остальное в доме осталось нетронутым. Такой беспорядок напомнил мне времена, когда пятилетний я оказался в этой комнате. Отгоняя эту мысль, я обшарил комнату взглядом. Затем я заметил нечто важное.

— Где ее книги?

Книжный стеллаж занимал целую стену, но сейчас он пустовал. Не осталось ни одной книги.

— Все книги вот здесь, – сказала мама. – Я ведь говорила, что ее вещи убирала, так? Ты не слушал? – Мама постучала по нескольким коробкам рядом с ней. – На углу Секия есть интернат, верно? – спросила она. – Тамошний мой знакомый организует своеобразный читальный зал. Так что в последнее время он собирает книги. Он пришел в восторг, когда я предложила ему наши, сказав, что готов забрать как можно больше. Я ответила, что просто пришлю нашего личного лентяя-домоседа, Дай-работу.

— Почему ты меня так перед другими людьми называешь?

Конечно, «Дай-работу» обозначало меня. К «Дай» из «Дайске» присоединилось «работу», и она действительно называла меня этим прозвищем перед разными людьми.

— Но это правда. Ты дома отлыниваешь и не работаешь.

— …Не то, чтобы я хотел отлынивать и не работать, – пробормотал я.

Я все еще не нашел работу. Я получил предложение от строительного предприятия в Йокогама, но оно закрылось в феврале этого года. Я до сих пор хожу на вступительные испытания, но никогда не прохожу дальше собеседования. Престижного университета я не заканчивал, и кроме моего телосложения никакими отличительными чертами не обладаю. А экономический спад только хуже делает.

— Ты слишком привередничаешь, – укорила мама. – Попробуй пройти вступительные экзамены в силы самообороны или полицию. Ты унаследовал мое сильно тело, так что должен как-то его использовать.

Я не ответил. Мне не первый раз советовали попробовать пойти в силы самообороны или полицию. Мой дан в дзюдо пригодился бы, но после четырех лет в спорте я четко понял, что не стремлюсь к победе. В физическом плане мне эти работы подходят, но я хочу занятие попроще вместо обеспечения безопасности людей или мира в стране.

— На счет книг, – произнес я, меняя тему. Пока я отогнал этот разговор о государственной службе на задворки сознания. – Бабушка очень дорожила ими. Необязательно их отдавать…

— Это не проблема, – резко ответила мама. – Она как-то сказала «После моей смерти я книги вам оставляю» или ты не слышал?

— Слышал, но она бы не хотела, чтобы мы так с ними обращались…

Мне казалось, бабушка хотела позволить нам забрать книги, если мы будем их беречь. Но мама лишь с силой покачала головой.

— Брось, Дайске. Ее любимой фразой, как правило, было «когда уходишь, с собой ничего не заберешь». То же было и после смерти твоего деда; она разобралась с вещами без всяких сантиментов. Такой уж она человек.

Если подумать, я не помню, чтобы бабушка хранила что-нибудь из вещей деда. Умер он давно. Слышал, это случилось, когда мама в начальную школу пошла. Он попал в аварию одним жарким летним днем, таким же, какой стоял сейчас за окном. Дед возвращался из храма в Кавасаки.

— Признаю, все было бы иначе, читай ты их, – сказала мама. – Ты будешь читать эти книги?

Не, не буду. Не могу. Оставь я их, они бы все равно только для красоты стояли бы. Пожалуй, хорошо бы отдать их тому, что будет их читать.

— Тогда, может, я съезжу и отвезу их? – предложил я.

Я быстро обвел взглядом комнату. Книги были не убраны, но, скорее, разбросаны по татами. Перед уходом мне предстояло упаковать их.

— Конечно. Но перед этим я хочу кое-что с тобой обсудить.

Мама поднимает лежавшую рядом с ней серию книг и показывает мне. Всего там было около тридцати томов, каждый меньше и тоньше обычной книги, размером примерно с томик сенен-манги.

Меня словно стрелой пронзило. Нахлынули воспоминания; это явно была та же книжная серия, которую я тогда изучал, но теперь я заметил названия книг. «Полное собрание сочинений Сосэки». Серия включала «Затем» Нацумэ Сосэки.

— Я подумала, что она могла забыть в книгах личные сбережения, и потому открывала их все, одну за другой.

Так вот что она с этими книгами делала. Игнорируя мое удивление, мама достала книгу, озаглавленную «Восьмой Том: Затем», и показала форзац ее тонкой обложки из вощеной бумаги.

— Смотри, я вот что нашла!

Справа, там, где обычно пусто, тонкими мазками кисти были выведены прямые линии. Слова получились не слишком изящными, баланс и пробелы между буквами были утонченно неровными.

«Нацумэ Сосэки.

Танака Йосио-сану».

Там стояли лишь эти две строчки. «Нацумэ Сосэки» было написано прямо посередине, а «Танака Йосио-сану» рядом с переплетом.

— Это ведь подпись Нацумэ Сосэки, верно? Будет здорово, если она настоящая! – воскликнула мама с сияющими глазами.

Я просто не мог разделить ее энтузиазм. Было бы, конечно, здорово, окажись подпись настоящей, но все равно, если она поддельная.

Взяв книгу, я открыл ее, и воздух заполнил запах старой бумаги. Мое сердце сковывало холодом при виде строчек печатного текста; я лихорадочно пролистал до последней страницы и нашел дату издания вверху. Там значился 31ый год эпохи Сева, а издательством оказалось «Иванами Сетэн».

— …За год до бабушкиной свадьбы. – Я был озадачен. Нацумэ Сосэки тогда еще был жив? Мне казалось, он давно уже умер. – Кто этот Танака?

Мою бабушку звали совершенно иначе, Гора Кинуко. Если Нацумэ Сосэки и правда подписал ее этому человеку, почему книга попала в руки моей бабушки?

— Я и сама не знаю, – заметила мама. – Возможно, это написал предыдущий владелец. Похоже, книгу купили в букинистическом магазине.

Протянув руку, мама перевернула страницы. Внутри лежа закладка размером с визитку, и на ней, похоже, стояла цена за всю серию. Буквы слегка потускнели, но слова были по-прежнему различимы, «34 тома, первое издание, 3500 йен». Я плохо ориентируюсь в старых ценах, но если это за всю серию, то ведь совсем дешево? Если это написано в шутку…

Я выдохнул.

В уголке ценника значилось «Букинистический магазин «Библиа»». Мне сразу вспомнился прекрасный профиль в сумрачном магазине, склонившийся над книгой. Это был книжный магазин рядом с моей школой.

— Я хочу знать, насколько эти книги ценные. Если они интересны коллекционерам, не стоит их отдавать. Но я не знаю никого, кто бы мог это определить, – вздохнула мама. – А ты?

Я слез со своего мопеда у станции Кита-Камакура и спрятал под сидение шлем.

Из корзины, висевшей на мопеде спереди, я достал пакет с полным собранием сочинений Сосэки. После многих лет я стоял перед букинистическим магазином «Библиа». Окрестности, как и я, не изменились со времен моей учебы в старшей школе. Слишком узкая для машин улочка, старый деревянный дом, вывеска, ржавая и вертящаяся, редкие прохожие.

Наверное, этот магазин стоял здесь со времен юности моей бабушки. Должно быть, для рожденной в кафе девушки было просто невозможно скопить карманные деньги на новые книги. Она смогла собрать такую коллекцию лишь потому, что дешево покупала старые в таких вот магазинах. По крайней мере, так мне внезапно подумалось; относительно предсказуемая тема для раздумий.

Я пришел сюда, чтобы владелец магазина оценил полное собрание сочинений Сосэки, а заодно спросить, приходила ли сюда бабушка. Я также слегка надеялся узнать что-нибудь о красивой девушке, которую видел, когда учился во втором классе старшей школы.

После того случая я шесть лет заглядывал в магазин, проходя мимо, но мой взгляд натыкался только на седовласого хозяина, сердито расхаживавшего по магазину. Конечно, было бы неловко просто зайти без всякой причины и спросить о ней. Но сегодня у меня нашлось подходящее дело, так что можно было и расспросить.

На раздвижной двери старого книжного висела табличка «Мы открыты». Заглянув внутрь, я обнаружил, что там все как обычно. Я увидел несколько крупных книжных стеллажей и прилавок напротив них.

За прилавком кто-то стоял.

То был не замкнутый хозяин магазина, а юная миниатюрная девушка. Она стояла с опущенной головой, и разглядеть ее лицо я не мог. От одной лишь мысли, что это может быть та самая девушка, мое тело охватил жар, и сам того не заметив, я открыл раздвижную дверь. Получилось это довольно шумно.

Продавщица подняла голову, и моя подскочившая температура немного спала. Из-под короткой челки смотрели широкие глаза, а кожа была смуглой, как у младшеклассницы на летних каникулах; одета девушка была в белую блузку, напоминавшую форму старшей школы. Она отличалась от девушки, что я видел. Это были разные люди.

Подрабатывающая старшеклассница или, может, дочь хозяина. Их лица были смутно похожи. Она подняла взгляд на бумажный пакет в моих руках.

— Ах, вы пришли старые книги купить?

Ее приветствие вышло очень энергичным. Нет, я пришел не покупать или продавать, но просто оценить стоимость этой коллекции с автографом. Возможно, это грубо с моей стороны.

Независимо от этого, отступить сейчас было бы неловко. Я все равно решил спросить у нее об этом.

Я заметил, что между книжными полками книги лежали стопками и на полу, так что человеку моих габаритов было невозможно по проходу пройти. Более того, для кого угодно добраться до нижних полок было практически невозможно; как здесь вообще покупателю книги покупать?

Девушка за прилавком встала. Выглядела она младше меня, а ее блузка и юбка относились к моей старшей школе. Судя по форме, несмотря на летние каникулы, у нее, наверное, утром были занятия в клубе.

— …Я пришел не книги купить, – сказал я миг спустя, – но попросить кое-что проверить. Можно? Дело в этих книгах. Моя бабушка их здесь купила.

Я замолк в ожидании ее ответа, но она просто ждала, пока я продолжу. Я поставил пакет с собранием сочинений Сосэки на стол и достал «Восьмой Том: Затем», убрав с книги обложку из вощеной бумаги. Я показал ей форзац обложки, и девушка прищурилась, наклонившись ближе.

— Подпись, – произнес я.

— Ого! Здесь написано «Нацумэ Сосэки»! Она настоящая?

Секунду я не знал, как ответить. Я и представить не мог, что она задаст мне мой же вопрос.

— Понятия не имею, – ответил я. – Поэтому я и здесь.

— О, ясно… Хм, что же мне делать?

Девушка скрестила руки, встретившись со мной взглядом. Здесь только она вопросы задавать будет?

— …Вы не знаете, настоящая ли она?

— Ах, похоже, мы не сможем определить. Владельца магазина здесь нет, а я не уверена, смогу ли чем-нибудь помочь.

Ее ответ прозвучал решительно.

— Когда вернется владелец?

Стоило мне спросить, как девушка нахмурилась, и ее брови соприкоснулись.

— …Владелец сейчас в больнице.

Она слегка понизила голос. После ее слов я понял, что магазин выглядит так, словно должен быть закрыт. Полагаю, владелец себя плохо чувствует.

— Значит, болезнь?

— Нет… ну, это была травма ноги… – сказала девушка. – Если кто-то присылает сюда книги, для оценки мне приходится их в больницу нести. Боже, это так раздражает!

Объяснение внезапно обернулось легким недовольством. В любом случае, я был слегка шокирован, узнав, что владелец работает и из больницы. Этим старым книжным и правда можно так заправлять?

— Но это в Центральной Больнице Офуна, не слишком далеко, – сказала она. – На велосипеде отсюда пятнадцать минут.

— …Ах, вот где, – пробормотал я.

Я не сдержал мысленного возгласа. Это место было рядом с моим домом, и стоило кому-то упомянуть больницу, как мне на ум сразу приходила Центральная Больница Офуна. Там меня родила мама, и там же умерла моя бабушка.

— Ладно, просто оставьте книги пока здесь, – сказала продавщица. – У меня и летом занятия в клубе есть, так что я не знаю, поеду ли в ближайшее время в больницу. Ничего, если это немного подождет?

Я задумался. Немного проблемно требовать, чтобы она сейчас в больницу ехала, ведь я не продам книги, если автограф настоящий. Ей будет неудобно их туда-сюда возить.

Не успел я ответить, как девушка спросила:

— Эм, Вы, случайно, не часто в Центральной Больнице бываете?

Миг спустя я отозвался:

— Она рядом с моим домом.

Ее лицо сразу просияло.

— Отлично! Может, сами в больницу сходите? Я сначала напишу владельцу, и оценку Вам смогут сразу провести.

— Э?

Никогда не слышал, чтобы в больницу ездили старые книги оценивать, и, что важнее, магазин от этого никакой прибыли не получал. Страшный хозяин магазина мог даже скандал закатить.

— Нет… Это немного перебор…

Она совсем меня не слушала, успев открыть свой телефон. Она быстро набрала сообщение и в тот же миг отправила его, закрыла телефон и широко улыбнулась мне во все зубы.

— Сообщение отправлено! Теперь можете туда ехать, когда захотите.

Я больше не мог отказываться. Мне оставалось лишь молча кивнуть.

Примерно пятнадцать минут спустя, я доехал до парковки Центральной Больницы Офуна.

Белое шестиэтажное здание казалось ослепительным в лучах летнего солнца. Десять лет назад после ремонта больница стала крупнейшей в районе; у входа находился широкий двор, но пациентов, гуляющих по дорожкам или сидящих на лавочках, видно не было. Лишь стрекот цикад разносился по воздуху.

Неся в руках бумажный пакет с полным собранием сочинений Сосэки, я прошел через автоматические двери и вошел в здание. В холле, где работал кондиционер, было полно приходящих пациентов.

Я поднялся по лестнице в хирургическое отделение, задаваясь вопросом, почему я это делал; я не был здесь с тех пор, как забирал тело покойной бабушки.

Моя бабушка скончалась через месяц после нашего разговора. Получив официальный диагноз, она сказала, что хочет, чтобы ее последним воспоминанием стали горячие источники Кусацу. Ее состояние еще было довольно стабильным, так что лечащий врач дал ее желанию зеленый свет.

Вместе со мной и моей мамой она энергично и основательно наслаждалась поездкой на источники. Даже ее мелкие ссоры с моей мамой казались веселыми, и, глядя на нее, вы никогда бы не догадались о ее болезни. Но через неделю после возвращения в Офуна она упала в обморок и умерла, не приходя в сознание. Ее жизнь угасла, словно огонек на фитиле, будто была спланирована, и наши родственники сначала испытали шок, а затем уже скорбь.

Я записался в журнале у медсестры, и пошел в палату, куда меня отправили. Палату я нашел, не успев психологически подготовиться. Я тихо вздохнул, взял себя в руки и постучал в дверь.

— Прошу прощения.

Ответа не было. Я снова постучал, но мне никто не ответил. Я заглянул внутрь через приоткрытую дверь.

Я был поражен.

Палата была одноместной, элегантной и светлой. Регулируемая больничная кровать стояла у окна. Матрас слегка изгибался в середине, и на нем неподвижно лежала с закрытыми глазами длинноволосая женщина в пижаме кремового цвета.

Должно быть, она уснула за чтением, поскольку между ее колен лежала раскрытая книга. На ее переносице, такой тонкой в месте под бровями, покоилась пара очков в толстой оправе. Ее губы были слегка приоткрыты, и нежное прекрасное лицо напомнило мне кое-кого – девушку, которую я видел в «Библии» шесть лет назад. Ее лицо немного похудело, но в остальном она не особо изменилась. Так она была намного прекраснее.

Вдоль кровати выстроилось так много стопок старых книг, что они напоминали миниатюрную дорогу. Она принесла сюда столько книг, куда больше, чем нужно, чтобы просто время убить. Персонал больницы ее не ругал?

Внезапно она проснулась, потерла глаза и посмотрела на меня.

— …Это ты, Ая?

Она произнесла незнакомое мне имя. Ее голос звучал мягко, но меня поразило, насколько он звонкий. Теперь я знал имя недавней девушки.

— Книги здесь?..

Она перепутала меня с кем-то, вероятно, потому, что смотрела на меня поверх очков. Молчать и дальше было бы плохо, поэтому я заставил себя кашлянуть пару раз, чтобы прочистить горло.

— …Добрый день, – произнес я достаточно четко, чтобы она услышала.

Ее плечи дернулись от шока, и она поправила очки. При этом она задела книгу, которую читала, и уронила ее с кровати.

— Ах, – раздалось тихое восклицание.

Почти не задумываясь, я заскочил в комнату и подхватил книгу одной рукой, хоть и в последний момент. Книга была не слишком большой, но очень тяжелой. На белой обложке стояло название; там значилось: «Прощальный Снимок. 2ого августа в гостинице на вершине горы». Книга была немного потрепанной, а часть обложки потемнела и облезла.

Я был весьма доволен собой, но подняв взгляд, обнаружил, что девушка натянула одеяло до самой груди. Ее рука тянулась к кнопке вызова медсестры на стене, а округлившиеся глаза выдавали страх. Любая была бы в шоке, увидев ворвавшегося в комнату здорового незнакомца. Я выпрямился, встав, и немного отошел.

— Простите, я пришел спросить о бабушкиных книгах. Я зашел в магазин в Кита-Камакура, и девушка там сказала мне сюда придти… Вы не получили ее сообщение?

Ее рука, готовая нажать на кнопку, резко остановилась. Она перевела взгляд на ноутбук, стоявший на прикроватном столике, прищурилась, глядя на экран – и ее лицо вспыхнуло.

— …Мне очень жаль.

Очень жаль? Я посмотрел на нее недоверчиво. Она низко опустила голову, и ее красивые волосы свесились передо мной. На меня впервые кто-то так смотрел.

— П-простите… эм, моя младшая сестра доставила Вам… изрядное число проблем… – Ее голос был едва слышен, и она время от времени запиналась с покрасневшими ушами. Ее извинения продолжались. – Простите – что Вам пришлось – сюда ехать… Я владелец букинистического магазина «Библиа», Синокава Сиорико.

Наконец-то я понял. Девушка в магазине была ее младшей сестрой, и она отправила сообщение владельцу. Другими словами, владелец успел смениться.

— До Вас магазин кому-то другому принадлежал, верно? Мужчине с проседью в волосах.

— Это был мой отец…

— Отец?

Она кивнула.

— Он умер в прошлом году… и я унаследовала магазин…

— Понятно. Примите мои соболезнования Вашей утрате, – произнес я и поклонился ей. В моей семье в прошлом году тоже смерть была. Я почувствовал родство с ней.

— Спасибо…

В комнате сразу воцарилось молчание. Она избегала зрительного контакта и просто смотрела куда-то в район моей шеи. Я не ожидал, что она окажется такой стеснительной и замкнутой; ее красота, конечно, никуда не делась, но просто казалось, словно чего-то не хватает. И как человеку с таким характером покупателей принимать? Это не мое дело, но я против воли волновался.

— Вы занимались магазином пару лет назад вместо отца? – спросил я. Она замерла, но я продолжил. – Учась в старшей школе, я иногда проходил мимо магазина. Моя школа была рядом.

— Н-ну… да, иногда… – Ее плечи немного расслабились. Похоже, она хоть немного успокоилась. – Эм…

Она робко протянула ко мне руку. Она хочет рукопожатие? Я опустил пакет с книгами и вытер о джинсы свою потную ладонь. Затем она мягко произнесла…

— …Книгу, если можно…

Я ошибся. Тем временем, я все еще держал «Прощальную фотографию».

— Она, наверное, дорогая – сказал я, надеясь развеять неловкость. Говоря, я отдал ей книгу.

Она склонила голову набок. Я не знал, кивает она или качает головой.

— Это первое издание…но сохранилось не очень хорошо… значит, примерно 250,000 йен.

— Двести…

Ее спокойствие меня несколько удивило. Эта пыльная книга? Я снова посмотрел на обложку без единой мысли в голове, но больше девушка ничего не объяснила. Она положил книгу за 250,000 йен на прикроватный столик, так же, как любую другую книгу, и снова протянула руку. Теперь-то что?

— …Можно посмотреть на Ваши книги?

Я проследил за ее взглядом и обнаружил, что смотрит она на бумажный пакет с собранием сочинений Сосэки. Я чувствовал себя виноватым за то, что собирался сказать; для нее это лишние проблемы. Я облизнул сухие губы.

— На самом деле, я не продавать их пришел. Разбирая старые вещи моей бабушки, я обнаружил здесь подпись… и, похоже, серию купили когда-то давно в вашем магазине. Можете помочь определить ее стоимость?

Прояви она хотя бы минимальные колебания, и я бы сразу забрал книги назад. Но Синокава Сиорико продолжала смотреть на меня, словно другим человеком обернувшись. В ее взгляде я видел сталь.

— Пожалуйста, дайте мне взглянуть, – четко произнесла она.

— Ах, переиздание «Иванами Сетэн».

Она заглянула в пакет, и ее глаза сразу заблестели; она выглядела совсем как ребенок, открывающий подарок на день рождения. Она доставала из пакета тома один за другим, начиная с первого. Она пролистывала их. Название произведений стояли на корешке, в том числе и знакомые мне вроде «Ваш покорный слуга кот» и «Мальчуган».

Она перебирала всю серию, и ее улыбка становилась шире. Время от времени она кивала головой, щурилась или даже неумело пыталась насвистывать; последнее я уже слышал от нее в прошлом. Похоже, она не знала, как при этом выглядит; вероятно, то была ее привычка при погружении в чтение.

Вот оно, подумалось мне. Именно это выражение жило в моей памяти, лицо, которое она делала, увлеченная книгами. Она продолжала читать, и я молча притянул стул и сел.

Внезапно она перестала насвистывать. У нее на коленях лежал «Восьмой Том: Затем». Она опустила голову, видимо, озадаченная, но лишь смотрела на подпись на форзаце обложки из вощеной бумаги. Она снова пролистала страницы, и внезапно склонилась над картонкой с надписью «34 тома, первое издание, 3500 йен». Похоже, ее почему-то заинтересовала цена.

Синокава отложила книгу с автографом на колени и продолжила просматривать другие тома. Наконец, она снова пролистала «Восьмой Том: Затем», на этот раз медленно.

— Я была права, – произнесла она тихо, поднимая взгляд на меня. – Простите, что так долго ждать заставила. Думаю, суть я поняла.

— И в чем же дело?

— К сожалению, автограф ненастоящий, – сказала она.

Ее голос звучал виновато, но я был не особо удивлен. Все-таки, так я и думал.

— Значит, Сосэки эту книгу не подписывал?

— Да. Время не совпадает. Нацумэ Сосэки умер в пятый год эпохи Тайсо, а это полное собрание сочинений было переиздано в тридцать первом эпохи Сева… то есть, сорок лет спустя.

— Сорок…

Не оставалось никаких сомнений на счет ее подлинности. Нельзя умереть, а потом сорок лет спустя книгу подписать.

— Значит, цена этим книгам невелика?

— Да… Эта серия относится к эконом-изданию. Ее часто переиздавали, и в букинистических магазинах она часто встречается, – сказала она. – Но в ней богатые комментарии и удобная обложка. Они, может, и не редкость, но книги хорошие. Мне они очень нравятся.

Говорила она так, словно хвалила близкого старого друга. Ее выражение и голос были совершенно лишены недавней робости. Она казалась спокойнее. Вероятно, такой она и была внутри.

— «Иванами Сетэн» были первой компанией, выпустившей полное собрание сочинений Сосэки, – продолжала она. – Основатель, Иванами Сигео, был близко знаком с Сосэки и постоянно переписывался с его почитателями. Вместе они издали первое полное собрание сочинений, а через несколько лет выпустили другую редакцию. Дешевое издание не уступает качеством. Дневник Сосэки впервые был опубликован в этом издании собрания, и комментарии к каждой книге были добавлены одним из его почитателей, Комия Тойотака.

Ее объяснения были исполнены жизни. Чем больше я слушал, тем сильнее увлекался.

— Значит, есть и другие издания полного собрания сочинений Сосэки?

— «Иванами Сетэн» не единственные. Целая россыпь издательств выпускали книги под таким же названием. Если считать все попытки, когда не была закончена печать всех запланированных копий, получится как минимум тридцать изданий.

С трудом представляя подобное, я ответил:

— Это невероятно.

— Правда же? Думаю, он самый любимый автор во всей Японии, – согласилась она, кивая.

Но я не только великого автора хвалил. Я хвалил и Синокава за ее беглое пояснение. Я чувствовал и боль, и облегчение из-за своей неспособности нормально выразиться; мои чувства были сложными.

Я покосился на отложенную книгу. «Восьмой Том: Затем»…

— Значит, полагаю, подпись на этой книге – просто случайная почеркушка?

Обычно отвечающая так быстро, она впервые выдержала паузу.

— Ну, возможно…

Вид у нее был встревоженный, ее брови почти касались друг друга. Мне против воли стало интересно, что случилось.

— Что-то не так?

— Не думаю, что это так уж важно, но кое-чего я не понимаю… возможно, это личный вопрос, но Ваша бабушка подписывала свои книги?

— Э? Нет, полагаю, – ответил я, качая головой. Такое было трудно представить. – Она очень дорожила этими книгами… она даже членам семьи не позволяла их трогать. Если кто-то из нас их касался, даже случайно, она злилась.

В нашей семье книги моей бабушки находились под запретом, о чем знал и я, и вся родня. Даже моя мама, плохо ладившая с бабушкой, не смела этого делать. Хотя книги все равно никого не интересовали, поскольку кроме бабушки их никто не любил.

— Думаю, у меня есть правдоподобное объяснение, – сказал я. – Хотя, будь это ее имя, другая история была бы…

Синокава достала из обложки «Восьмой Том: Затем» и раскрыла ее. Сидя на стуле, я наклонился вперед и снова посмотрел на подпись.

Нацумэ Сосэки.

Танака Йосио-сану.

Мазки кисти были очень легкими, изящными, и, если приглядеться, писала их вроде как женская рука. Уникальным почерк не был, и при желании его можно было легко подделать. Но писала это явно не бабушка.

— Кто-то продал это собрание в «Библию», а моя бабушка потом его купила, – заключил я.

Она подняла лицо от книги.

— …Думаете?

— Это написал предыдущий владелец? Или человек по имения «Танака Йосио»?

— Нет, мне так не кажется. – Она достала ценник и показала его мне. «34 тома, первое издание, 3500 йен». – Такие ценники использовал мой дед, когда открыл «Библию» лет сорок пять или сорок шесть назад.

Другими словами, бабушка примерно в то время купила полное собрание сочинений Сосэки. Если считать по западному календарю, сорок пять, сорок шесть лет назад – я не смог так внезапно посчитать.

Ох, ладно.

— На ценнике не стоит «там были написаны слова», – сказала она, указывая на карточку. – Если букинистический магазин покупает книгу, он, первым делом, указывает ее состояние, как я всегда и делала. Любой заметил бы слова, написанные в таком видном месте, и потому мы бы упомянули это на ценнике. Иначе покупатели могли вернуться и потребовать объяснений.

— …Ах.

Понятно. Теперь я окончательно понял. Странно, что на ценнике не сообщалось о «надругательстве» над книгой.

— И потому, когда Ваша бабушка купила эту серию в магазине моей семьи, поддельной подписи на ней не стояло.

Я скрестил руки. Ситуация казалось все более странной. Если мы не ошибались, нанесший подпись человек мог даже не существовать. Как такое возможно?

— Ах… – внезапно мне в голову пришла одна мысль. – …Возможно, это написал мой дед.

— Ваш дед?

— Он умер несколько десятков лет назад, и я никогда его не видел. Кажется, однажды он случайно коснулся бабушкиных книг, и они поругались…

По словам мамы, дедушку едва из дома не выгнали. Если он не просто книги тронул, но оставил на них надпись – тогда понятно, почему меня ударили, когда я к ним полез. Возможно, у бабушки всплыли неприятные воспоминания. Допустишь эту ошибку снова, и можешь попрощаться с нашим домом. Произнося эти слова, она, наверное, вспомнила вандализм дедушки.

— Мне и правда никто другой на ум не приходит. Никто не смел к книжному шкафу прикасаться, – сказал я.

Но Синокава слегка покачала головой.

— Я так не думаю.

— Э?

— Я не думаю, что это кто-то еще из Вашей семьи сделал…По-моему, это написала Ваша бабушка, – заключила она.

— Почему? – Как она может быть так в этом уверена?

— Если бы это накарябал кто-то другой, Ваша бабушка бы это так просто не оставила. Но на книге нет никаких следов попытки стереть надпись… а если стереть ее было трудно, она просто купила бы другую копию восьмого тома. Как я и говорила, эта книга недорогая. Их много раз переиздавали, и при каждом переиздании, книжные магазины закупали большой запас.

— Но… возможно, бабушка не смирилась. Может, кто-то просто оставил надпись, а она не заметила…

В процессе моих оправданий мой язык замер. Такое в последнюю очередь случиться могло. Гуаньинь Бодхисаттва семьи Гора никогда не вела бы себя так беспечно. Тронь кто-нибудь книги в той комнате, и она точно бы об этом узнала.

Это и правда бабушка написала?

В таком случае, это не просто почеркушка. У бабушки должна была быть для этого причина. Я нахмурился, сдвинув брови.

— Меня еще кое-что волнует, – сказала Синокава. – Касательно ценника…

Я не знал, что и сказать. Я поднял голову, но Синокава смотрела на свои колени, по-видимому, в шоке. Ее длинные и красивые волосы закрывали ее лицо.

— Ах…Мне очень жаль… – тихо пробормотала она.

Она вернулась к тому же поведению, что было у нее до появления собрания сочинений Сосэки. Я понятия не имел, за что она извиняется.

— А? В чем дело?

— Мне, ах… так жаль, что я Вас побеспокоила…

— Э? Простите, но не могли бы Вы еще раз повторить?

Она говорила слишком тихо, и я наклонил голову, чтобы расслышать, но Синокава отпрянула почти к самому окну. Что я не так сделал? Ее белая шея пульсировала, и заговорила она странным голосом.

— Я… я лишь хотела посмотреть, настоящая ли подпись… но, в итоге, слишком много наговорила…

Это сбило меня с толку еще больше.

— Люди говорила, что… что я просто без умолку болтаю, если дело касается книг.

Я заметил отражение своего профиля в окне. Угрюмый мускулистый мужчина, сидящий на круглом стуле с нахмуренными бровями; его длинные узкие глаза смотрят зло, а вся фигура была окутана аурой жажды крови. Непреднамеренно я прибег ко взгляду моей бабушки, проявлявшемуся каждый раз, стоило мне глубоко задуматься.

— П-простите, что так много времени у Вас отняла…

Она начала укладывать «Восьмой Том: Затем» назад в пакет. Не успела она закончить фразу, как я ее перебил.

— Я вовсе не против!

Я сразу понял, что говорю слишком громко. Она задрожала в страхе, бумажный пакет и книга выпали у нее из рук. Она взволнованно взмахнула руками, но смогла подхватить их до того, как они на пол упадут. Она облегченно вздохнула, но затем, заметив, что я смотрю на нее, смущенно прикрыла лицо пакетом.

— …Пожалуйста, рассказывайте дальше, – сказал я тише.

Она посмотрела на меня тревожно из-за пакета. Сейчас она стала практически другим человеком по сравнению с ее недавним красноречием.

Я снова заговорил.

— В детстве… со мной случилось кое-что плохое, связанное с книгами, после чего я больше не мог читать. Но я всегда хотел читать книги, так что меня радуют Ваши рассказы о них.

Я произнес это без задней мысли. До сих пор никто не понимал мое «состояние». Она округлила глаза, вероятно, тоже не понимая. Я как раз собирался сдаться, но затем она убрала от лица пакет, и в ее широкие черные глаза вернулись признаки жизни. Казалось, словно щелкнул переключатель, такой резкой была перемена в ней.

— Вы не можете книги читать, потому что Вас Ваша бабушка отругала?

Ее голос звучал ясно и уверенно. На этот раз шокирован был я.

— Как Вы узнали?

— Думаю, Ваша бабушка относилась к людям, впадающим в ярость, если ее книги случайно трогали. Если «никто не смел их трогать», это значит, никто, кроме нее… а если она так злилась, полагаю, неудивительно, что теперь Вы читать не можете.

Я растерялся. Она так легко попала в яблочко. Если дело касалось книг, она все знала.

Я снова сел, положив руки на колени. Мне хотелось, чтобы она продолжала.

— Я очень люблю старые книги, – сказала она. – Мне кажется, эти книги, передаваемые из поколения в поколения, хранят в себе истории… и не только те, что записаны на их страницах. – Она замолкла и посмотрела мне прямо в глаза, словно впервые признавая мое существование. – Могу я узнать Ваше имя?

— Гора Дайске.

— Гора-сан, на самом деле, меня еще кое-что тревожит.

Я был поражен, услышав от нее свою фамилию. Казалось, словно мы немного сблизились.

Она снова протянула мне ценник со словами 34 тома, первое издание, 3500 йен.

— На этом ценнике есть печать владельца.

— Э?.. Ах, да.

— Смотрите.

Она взяла томик из полного собрания сочинений Сосэки и, положив его на простыню, сняла с книги обложку. Это был «Двенадцатый том: Сердце». Она раскрыла обложку. На внутреннем форзаце ничего не было написано; вместо этого там стояла печать с узором из гортензий.

— Это печать владельца, отметка, которой хозяин отмечает свою коллекцию книг. Она была более популярна в Китае и Японии, и существовало много разных печатей, разнящихся в зависимости от вкусов владельца. Они напоминают обычные печати; чаще для них использовали слова, но были и узорные печати вроде этой. Должно быть, ее хозяин любил гортензии.

— Ого…

Я всего этого не знал и был несколько впечатлен. Затем мне в голову пришла некая мысль.

— Значит, на этой книге тоже должна печать стоять? – спросил я, глядя на «Восьмой том: Затем» у нее на коленях. Это было очевидно, раз такая печать использовалась.

— Нет, и это-то и странно. «Затем» – единственный том без печати владельца, хотя на остальных томах он есть.

— …Пожалуй, это странно.

— Очень странно.

Я опустил голову и вздохнул. Среди тридцати четырех томов были книги с печатью, но без подписи, и была книга с подписью, но без печати. Я все больше и больше впадал в замешательство.

— Как Ваша бабушка купила этот комплект в магазине моей семьи? Вы никогда не спрашивали?

— Нет… Я знал лишь, что она до замужества много книг покупала… наверное, моя мама и тети в подробности на этот счет не вдавались. Никого эти старые книги все равно особо не волновали.

— …Правда? – Она опустила на бедро кулак. – В таком случае, единственное, что мне в голову приходит – этот восьмой том…

Синокава внезапно замолкла, и я поспешил перевести взгляд на оконное стекло. Сейчас никто на нее не хмурился. Дело явно было не в моем взгляде.

Взволнованный, я поторопил ее:

— И что там с восьмым томом?

Она, похоже, сильно колебалась. Через какое-то время она неожиданно поднесла палец к губам.

— Может это между нами остаться?

— А?

— Думаю, здесь мы вмешиваемся в личную жизнь Вашей бабушки.

После недолгих колебаний я кивнул.

— …Хорошо.

Будь моя бабушка жива – другое дело, но она уже год в могиле покоилась. Как ее внук, я буду прощен, если послушаю о ее личных делах. Мне действительно хотелось больше узнать.

— На самом деле, все ответы таились в этой книге, что Вы мне принесли, Гора-сан.

— О чем Вы?

— Без подписи или ценника, никто бы не узнал, что книгу в букинистическом магазине купили. Так что Ваша бабушка, вероятно, хотела убедить в этом Вашу семью, Гора-сан.

— Э? – Я округлил глаза. Я понятия не имел, что она этим сказать хотела. – Постойте, так моя бабушка купила эту книгу в букинистическом магазине «Библиа», а потом подписала ее, верно?

— До сих пор это в голову и приходило, но здесь, похоже, что-то более сложное происходит. – Она пролистала «Восьмой том: Затем» и коснулась подписи на внутренней стороне обложки. – Подпись стилизована под посвящение. Обычно в таких ситуациях… – Она замолкла, заметив мою растерянность. – В посвящении пишется послание для кого-то как символ симпатии или восхищения. Затем оно подписывается именем автора и вторым, человека, которому книга посвящена.

Посвящение. Понятно. Я снова узнал что-то новое, и кивнул, чтобы она продолжала

— Установленного способа написания посвящения нет, но обычно имя адресата пишется в центре, а отправителя на той же стороне… и этим отправителем будет автор. Но в этой книге все совершенно наоборот.

То же самое, что адрес написать. Действительно, Нацуме Сосэки стояло в середине, а Танака Йосио-сану – с левой стороны.

— Возможно, бабушка просто не знала, как правильно?

— Возможно… но есть еще кое-что более любопытное. Гора-сан, зачем Вашей бабушке писать имя адресата в посвящении? Если она хотела, чтобы книгу приняли за том с известным автографом, ей просто нужно было имя Сосэки написать. Незачем другое имя упоминать.

С того момента, как я увидел книгу, меня мучил вопрос, кто такой Танака Йосио – кто этот человек?

— …Думаю, все с точностью до наоборот, – сказала Синокава.

Говорила она спокойна, но ее черные глаза выдали проблеск волнения. Я, снова привлеченный ее словами, пододвинул стул ближе к кровати.

— …С точностью до наоборот?

— Надпись слишком неровная, если ее специально в один заход писали. А если книга изначально была именем Танака Йосио подписана? А уже потом Ваша бабушка добавила имя Сосэки… тогда все понятно, если в таком ключе об этом думать.

— Э, но… этот Танака не автор, так зачем ему свою подпись ставить?

— Не думаю, что он хотел себя за автора выдать, – сказала Синокава. Она покраснела. – А это не могло подарком быть? Подпись дарителя – это не такая уж редкость.

— Ах…

Другими словами, этот Танака Йосио бабушке книгу подарил.

Внезапно я вспомнил слова моей бабушки, сказанные еще при жизни – что любители книг предпочитают себе подобных. Дедушка не любил читать, и неудивительно, что бабушка ладила с «себе подобным» мужчиной.

Я вынырнул из глубокой задумчивости. Если это правда, то теряется смысл.

— Но бабушка купила этот комплект в «Библии». Она его не от Танака получила, – сказал я.

— Действительно. Скорее, Танака-сан ей только этот том подарил. Возможно, Ваша бабушка пришла купить комплект из тридцати четырех томов только после получения «Восьмого тома: Затем» c подписью. Потом, она, наверное, избавилась от повторного тома. На этой книге нет печати, а на ценнике ничего нет про подпись; с такой логикой все сходится.

— Но зачем так все усложнять?

— Чтобы «Восьмой том: Затем» Ваша не семья не увидела… если спрятать его в полном комплекте, никто не догадается, что это подарок. Все было бы слишком очевидно, окажись на полке только один том полного собрания сочинений Сосэки. Поэтому она и купила у нас полный комплект… специально оставив закладку в восьмом томе, как «доказательство», что его купили в букинистическом магазине.

— А что тогда на счет подписи?

— Думаю, Сосэки был дописан для подстраховки. Вместо того, чтобы убедить всех в подлинности автографа, она, возможно, хотела, чтобы все считали его бесполезной почеркушкой предыдущего владельца.

Я вспомнил, как впервые увидел подпись. Я заподозрил, что это подделка, но даже тогда она показалась мне просто праздной писаниной. Бабушке удалось меня обмануть.

— …Была ли необходимость так далеко заходить? – пробормотал я. Что же это был за секрет, который моя бабушка, ничего не боявшаяся, прятала так старательно?

— Учитывая, как обстояли дела в прошлом… Мне кажется, причина была, – осторожно произнесла она.

Я мог догадаться, что это за «причина». Когда моя бабушка вышла замуж, ее родители еще пребывали в полном здравии. То были другие времена. Секретные свидания с возлюбленным тайком от родителей тогда, вероятно, были более распространены, чем сейчас. А в итоге, она вышла за моего деда по договоренности – с этим Танака Йосио ничего не мог поделать.

Я вспомнил слова бабушки, сказанные мне в этой самой больнице. Она внезапно подняла тему женитьбы, извинившись за то, что ударила меня в моем детстве. Возможно, разговор о «Затем» для нее был связан с ее собственной свадьбой? Тогда, вероятно, в ее словах «после моей смерти вы двое можете поступать с моими книгами, как вам вздумается» был и другой смысл. Наверное, ей казалось неважным, увидим ли мы эту подпись.

Конечно, для моей бабушки все это было связано.

— Но зачем на полку книгу ставить? Она могла ее еще где-нибудь спрятать.

Это было единственным, чего я не мог понять. Спрячь она книгу в глубинах своего шкафа, например, необходимость в таких трюках отпала бы.

— Может, ей казалось более безопасным поставить ее к другим книгам, вместо того, чтобы где-то отдельно прятать. К тому же…

Синокава погладила обложку «Восьмого тома: Затем», словно тот был дорог ей. Почему-то мне вспомнилась рука моей бабушки, та, что меня ударила.

— …она хотела держать самую дорогую свою книгу где-нибудь под рукой. Возможно, что-то вроде того.

Синокава опустила взгляд на колени с отсутствующим выражением в глазах. Если подумать, как книголюб, она могла видеть в моей бабушке родственную душу. Я как раз собирался спросить об этом, когда внезапно осознал, что есть более важная тема для обсуждения.

— …На самом деле, я не знаю, какие из всех наших догадок верны, – внезапно произнесла она, подняв голову. – Это случилось давно, до нашего рождения, и спросить у Вашей бабушки мы не можем… у нас есть лишь то, что можно из этой книги узнать.

В уголках ее губ появился намек на улыбку, и я словно ото сна очнулся. Бабушка умерла, и мы действительно не знали, что правда, а что нет.

Синокава посмотрела на свои часы, проверяя время. Возможно, ее ждало какое-то обследование.

— Что будете делать со всем комплектом? Я его куплю, если спросите…

— Нет, я бы хотел его оставить. Спасибо большое. – Я встал. Хотя эти книги и не были ценными, но участвовали в прошлом бабушки. Я бы не смог так просто отдать их кому-то. – Но то, что Вы рассказали, было интересно. Очень.

Я встретился взглядом с Синокава, отдыхавшей на кровати. Было бы слишком неловко уйти вот так. Пока я размышлял, как сказать, что я хотел бы послушать ее завершающие объяснения, она подала мне бумажный пакет с собранием сочинений Сосеки.

— …Спасибо.

Когда я взял пакет, она сказала:

— …Гора Дайске-сан.

— Да?

Мне было немного неловко свое полное имя слышать.

— Вам, случайно, не бабушка имя выбирала?

— Э? Так и есть, но как Вы узнали?

Об этом знали только мои родственники, а остальные и спрашивать-то не собирались.

После моего ответа ее лицо помрачнело.

— …Когда Ваша бабушка вышла замуж?

А теперь что происходит? Мы разве не завершили историю? Озадаченный, я покопался в памяти. Я был не совсем уверен, но, кажется, недавно кто-то говорил об этом. Я заглянул в бумажный пакет.

— Ах, точно. Я слышал, эта книга вышла за год до ее свадьбы. – Открыв пакет, я указал на «Восьмой том: Затем».

В этот миг ее выражение застыло. Или мне просто показалось.

— Простите, что заставила Вас все эти глупости выслушать. – Сидя на кровати, она склонила голову, излучая искренность.

Я вернулся домой доложить о своих открытиях, и мама изменилась в лице.

Конечно, я ничего не рассказывал о прошлом бабушки. Я просто сказал, что подпись ненастоящая, но ее разозлило другое.

— Когда это я тебе говорила в книжный обращаться? А потом ты еще и в больницу за подтверждением побежал. Ты знаешь, сколько проблем создал?! Ты хуже, чем любитель сбежать, не заплатив!

Она привела такое сравнение, и это было вполне ожидаемо для дочери хозяев кафе. Более того, на меня это подействовало, ибо я был внуком хозяев кафе. Я решил послушать свою мать и принести на следующий день угощение. Такова была ситуация, и я действительно доставил Синокава неудобства, но все это служило и поводом для новой встречи с ней.

Следующий день был рабочим.

Как и вчера, я проснулся в обед. Мама уже ушла на работу. Я спустился проверить почту и обнаружил письмо от компании, ведущей набор сотрудников. В конверте лежало мое резюме с холодным отказом. Приуныв, я вздохнул, бросил письмо в мусорное ведро, закрыл ставни кафе и ушел.

Как всегда в это время года, стояла такая жара, что моя голова готова была зажариться. С моря дул влажный теплый ветер, смешанный с легким запахом океана. То было знакомое мне с детства лето Камакура, которое я всегда ненавидел.

Я набил желудок в «МакДоналдс» перед станцией, а затем навернул несколько кругов вокруг станции, выискивая достойный гостинец. Мне было трудно решить. Я не знал, что она любит, и не мог сосредоточиться на покупках. Я все еще думал о конце нашего разговора перед моим уходом.

Имя мне дала бабушка? Когда она вышла замуж? Эти два вопроса казались незначительными, но потрясли ее, когда она услышала ответы.

Вчера я спросил свою маму о моем имени, «Дайске».

— Эта женщина навязала тебе это имя, когда ты родился, – ответила та, и началась тирада. Похоже, события двадцатилетней давности до сих пор ее злили, но для нее определенно было редкостью называть бабушку этой женщиной так спокойно.

— Она сказала, у нее давно уже это имя на уме было. Я рьяно противилась этому… «Дайске» звучит словно хулиган из банды байкеров.

Я не состоял в банде байкеров, так что согласиться не мог. Откуда мне знать, какие у них имена приняты?

— Видимо, имя пришло из ее любимой книги. Кандзи другие, но произношение такое же. Ни черта не помню название книги.

Но я знал. Придя вчера домой, я раскрыл «Восьмой том: Затем» и обнаружил, что главного героя зовут Дайске. Мое имя определенно было взято оттуда, и Синокава это заметила.

Когда я открыл книгу, мое тело застыло, и обильно выступил пот, но я смог продержаться и прочитать часть пролога. Читал я вступительную болтовню подрабатывающего студента из общежития. Оттуда я узнал, что Дайске был безработным, и внезапно почувствовал родство с ним. Он был не особо воодушевленным человеком, и мне стало интересно, что с ним в конце случилось? Если бы не мое «состояние», я бы до конца дочитал.

Но я был озадачен, почему бабушка так меня назвала. Она же не могла надеяться, что я стану бездельником.

Я прошел по торговой улице и, наконец, остановился у магазина западных сладостей. Этот магазин специализировался на слоеных бисквитах с изюмом и сливочным кремом. Наверное, хорошо такие пирожные на перекус принести, а меня тепловой удар хватит, если так и буду ходить.

Я как раз собирался зайти в магазин, когда заметил знакомую миниатюрную женщину. У нее была немного смуглая кожа и полноватая фигура. Глаза у нее были большие, и при виде ее лица мне на ум приходил медвежонок. Она была старше моей матери. Похоже, она покупала сладости, поскольку в ее руке был пакет с коробкой выпечки.

— Батюшки, а это не Дайске? Ты тоже сюда пришел сладостей купить?

То была моя тетя Майко, жившая в Фудзисава.

Тетя Майко – старшая дочь семьи Гора, и ее можно назвать самой успешной среди моих родственников.

С детства у нее были прекрасные оценки, и стоило ей закончить некую христианскую школу в Йокохама, как она вышла замуж за мужчину из компании, занимавшейся электромонтажными работами, и без проблем родила двоих дочек. Они построили большой дом в Кугенума, районе Фудзисава, недалеко от Офуна, и жили вчетвером безбедной жизнью. Она относилась к тем, кто с жаром говорит о заботе о людях, но говоря, она становилась напряженной.

Она не походила ни на мою бабушку, ни на мою маму, но, скорее, пошла в моего деда.

— Моя Мина в прошлом году ушла с работы, какое-то время путешествовала, ездила по магазинам и на экскурсии с друзьями. Она как раз нашла новую работу пару дней назад рядом с центром Кавасаки. Чтобы такая молоденькая девушка в Кавасаки работала; мы постоянно говорим ей уволиться, но она просто не слушает.

Я оказался в одном сетевом кафе рядом со зданием вокзала, будучи единственным посетителем мужского пола в полном женщин заведении. Чувство было очень странным.

— …Кавасаки не кажется таким уж опасным.

Спустя год после смерти моей бабушки, мы болтали о моей кузине.

— Но Кавасаки всегда был местом развлечения мужчин. Там много сверхурочной работы, и я волнуюсь.

Похоже, она считала Кавасаки районом гуляк. Возможно, в прошлом так оно и было, но сейчас это был обычный торговый район у станции. Я так и собирался ей сказать, когда моя тетя сменила тему.

— Кстати, как у Эри дела? Все еще на работе занята?

Эри – это имя моей мамы. В последнее время она часто сверхурочно работала, из-за чего была очень занята.

— …Более-менее.

— А что на счет тебя? Работу нашел?

— …Еще нет.

— Какую работу ты хочешь? Ты участвовал в конкурсах на вакансии?

Незаметно разговор обернулся лекцией для меня. Став взрослым, я начал смутно понимать. Если эта тетя начинала говорить о своих семейных делах – это верный признак ее желания отчитать собеседника. Я ответил, запинаясь, что ходил на собеседования в несколько компаний, и что меня отправили в агентство по трудоустройству.

— При нынешнем экономическом спаде тебе будет трудно найти работу действительно себе по вкусу. Мускулатура – твое преимущество. Может, попробуешь пойти в силы самообороны или полицию?

На словах она была вежлива, но идеи ее не отличались от маминых. Незаметно для себя я задумался, объясняется ли настолько схожий образ мыслей тем, что они сестры.

— Мой муж тоже за тебя переживает. Если никак не сможешь работу найти, приходи с нами поговорить.

Я был немного тронут. Дядя – второй сын в семье олигарха Кугенума, и обладает обширными связями в Фудзисава. В прошлом году он вышел на пенсию, но, слышал, его выбрали кандидатом в городской совет. Возможно, он подскажет мне работу.

— Ах, хорошо.

— Если так и будешь бездельем маяться, твоя бабушка на том свете за тебя волноваться начнет. Ты был усладой ее глаз.

Я чуть не выплюнул кофе со льдом, который пил.

— Нет. Этого не может быть.

Эти узкие глаза были слишком тонкими, чтобы что-то внутрь пропустить. Она не относилась к тем, кто может легко простить и полюбить ребенка после совершенной им ошибки.

— Ты совсем как Эри, а? Вы оба наверняка никогда этого не осознавали. – Тетя тревожно вздохнула. – Я наблюдала за ней дольше всех, так что я понимаю. Твоя бабушка больше всех вас с Эри любила… когда бы она ни приезжала к нам, вечно о вас говорила. Ее последняя поездка с вами двумя была, так? Мы с мужем первыми предложили с ней поехать, но она отказалась.

Я впервые об этом слышал. Действительно, у вышедшего на пенсию дяди и домохозяйки тети Майко свободного времени было больше по сравнению с моей усердно работавшей мамой и мной, занятым поисками работы.

Кстати, я ни разу не видел, чтобы бабушка с тетей Майко спорила. Я думал, они умудрялись ладить, в отличие от моей мамы, но, возможно, их отношения просто не были такими же близкими.

— Тогда почему мы…

Мы с мамой просто не могли бабушкин глаз радовать, если дело во внешности. Мне в голову не приходило ничего, особо нравившегося бы ей.

— …Потому, что вы высокие?

— А?

— Я не шучу. Твой дедушка был таким же, как все мы; члены нашей семьи невысокие, кроме тебя и Эри. Мне кажется, она предпочитала высоких… То есть, в комнате твоей бабушки такая штука была, верно?

Тетя нарисовала пальцами прямоугольник, и после некоторых раздумий я понял, что она имеет в виду. Она говорила о куске резины на дверном косяке.

— Прибила она ее в нашем детстве. Никто в семье таким высоким не вырастал, но она сказала что-то вроде «плохо будет, если следующий ребенок вырастет и ударится здесь»… вот как она сказала еще до рождения Эри. Дело было сорок пять или сорок шесть лет назад.

В своих мыслях я был ошарашен. В моей голове мелькали разные цифры, и я случайно вспомнил слова бабушки – допустишь эту ошибку снова, и можешь попрощаться с нашим домом.

Правда? Эта мысль всплыла из глубины моего сердца, и я проглотил свой кофе со льдом, скрывая тревогу. Во рту пересохло, но руки вспотели.

— …Ты врезался в нее, Дайске? В ту штуку? – Я молча кивнул. – Значит, в ней все-таки был смысл. Твоя бабушка, наверное, была очень рада.

Голос моей тети звучал будто издалека, и я наконец-то понял, почему Синокава была так шокирована – нет, я до сих пор не получил подтверждения. Я поднял голову.

— Кстати, на счет того, что мне слышать доводилось. – Я изо всех сил старался сохранить спокойствие. Вопрос был навеян моментом, а не зрел долгое время. – Каким человеком был дедушка?

Тянувшаяся к стеклянной кружке рука замерла, и тетя замолкла. Внезапно я очень четко услышал голоса посетителей вокруг. Рядом с нами сидела пара громко болтавших женщин примерно одного возраста с моей тетей. Кажется, они обсуждали, является ли черный уксус самой эффективной здоровой пищей.

— Твоя бабушка когда-нибудь говорила о твоем дедушке?

Ее вопрос заставил меня осознать, что ничего подобного от бабушки я не слышал.

— …Нет.

— Значит, ты не слышал, как он умер.

— Я немного от мамы слышал… она говорила, что он погиб в аварии, возвращаясь летом из Кавасаки Дайси.

Тетя Майко неожиданно фыркнула и горько улыбнулась. Эта холодность на ее лице меня сильно шокировала; обычно у нее было другое выражение.

— Эри тогда была совсем маленькой, и она действительно в это верила, – пробормотала она себе под нос. – Почему со столькими храмами в Камакура он решил помолиться в Кавасаки? Еще и посреди лета?.. Кавасаки Даиси был просто оправданием, придуманным твоим дедом.

— …Простите?

— Скачки и гонки. Разве не это на ум приходит, когда разговор о Кавасаки идет? Твой дед еще и пьяницей был, а в день аварии в стельку напился.

Я лишился дара речи. Я и представить не мог, что мой дед был таким человеком.

— Твой дедушка вошел в семью, и я слышала, что в начале брака он усердно трудился. Но после моего рождения, когда твои прабабушка и прадедушка умерли, он начал странно себя вести. Он уезжал в «Кавасаки Даиси» на несколько дней и не возвращался.

Наконец-то я понял, почему тетя не любила Кавасаки. Она просто не могла нормально относиться к месту, где вечно играл на деньги ее отец. Наверное, ей даже приближаться к этому месту не хотелось.

— Удивительно, что твоя бабушка на развод не подала… она продолжала терпеть, что бы ни случалось. Конечно, другое дело, когда он к книжному шкафу полез, тогда она по-настоящему пугала.

Я сдержал готовые вырваться слова. Но сохранить спокойствие не получилось.

— Дайске, ты не должен быть как твой дед. Тебе стоит усердно трудиться.

Она снова вернулась к поучительному тону. Наверное, она использовала все это, факты, даже моей маме неизвестные, в качестве предостерегающей истории. Эти слова сообщали о завершении разговора. Она отодвинула свой стул и собралась вставать; похоже, она намеревалась ехать домой.

— …Тетя, Вы читали «Затем» Нацумэ Сосэки?

Тетя посмотрела на меня удивленно, поднимая пакет с логотипом магазина западных сладостей. Она быстро заморгала.

— Почему ты так внезапно об этом спрашиваешь?

— Видимо, этой книгой бабушка особо дорожила. Недавно я начал ее читать, – сказал я, наблюдая тайком за реакцией тети. Вид у нее неуверенный; похоже, она понятия не имеет о сокрытых в книге секретах. Если старшая дочь Мико не знает, похоже, я единственный из семьи, кто в курсе.

— Книгу я не читала, но видела фильм, тот, где Мацуда Юсака в главной роли.

Я впервые услышал, что книгу экранизировали.

— Чем все заканчивается? Я знаю только, что главный герой безработным был.

— Хм, ну… – Тетя пустила голову, вспоминая. Похоже, она не слишком хорошо помнила. – Кажется, главный герой увел чужую жену.

Когда я добрался до больницы, солнце уже садилось.

Как и в прошлый раз, Синокава читала в постели. Похоже, она пыталась насвистывать, слегка выпятив губы. Но стоило ей увидеть меня, она тут же кивнула, покраснев.

— З-здравствуйте… – тихо поздоровалась она; ее отношение совершенно отличалось от того, когда она объясняла мне на счет собрания сочинений Сосэки. Похоже, она снова становилась замкнутой, если разговор не касался книг.

— Здравствуйте. У Вас сейчас есть время?

— Ах, да… пожалуйста, заходите…

Она заерзала и пригласила меня присесть. Зайдя в комнату, я заметил лежавшую у нее на коленях книгу. Она читала роман, и когда меня заинтересовало, что это за книга, робко показала обложку. «Джулия и Базука» Анны Кован. Какое странное название; я даже не представлял, о чем эта книга.

Я снова извинился за вчерашнее и протянул ей многослойные бисквиты. Она торопливо покачала головой.

— Нет… вам незачем волноваться… Это я виновата, что столько бесполезных вещей наговорила…

Слово «бесполезных» прозвучало с необычным ударением. Она отказывалась их принять, так что я сунул коробку с бисквитами в руки Синокава чуть ли не силой. Затем она смущенно опустила голову.

Пока я размышлял, не слишком ли я навязчив, она заговорила.

— Понимаете, я как раз думала перекусить, – тихо произнесла она. – Если – если можно… мы можем вместе поесть?

Конечно, я не отказался. Она открыла коробку и вручила мне бисквит в обертке. Мы одновременно открыли упаковки.

Оказалось вкуснее, чем я думал. Аромат сливок прекрасно сочетался с кислинкой изюма, а бисквит приятно хрустел на зубах.

— Я их иногда покупаю…. но они теряют весь аромат, если я их на следующий день ем, – произнесла с улыбкой Синокава. Я был не уверен, но, похоже, сделал верный выбор.

Я прикончил бисквит в два укуса, а она все ела его понемногу. Она пригласила меня перекусить, но больше ничего не сказала. Конечно, мы не обсуждали собрание сочинений Сосэки.

Синокава узнала секрет моей бабушки, скрываемый десятилетиями, по моим словам и зацепкам из книги. Она так же изо всех сил старалась не дать мне раскрыть этот секрет, и потому назвала его «бесполезными вещами».

Конечно, было уже слишком поздно.

Ранее упоминаемый «Восьмой Том: Затем» был выпущен 27 июля 31ого года эпохи Сева. Значит, в 1956 – пятьдесят четыре года назад. Моя бабушка вышла замуж через год, и я считал, что эту книгу ей подарил Танака Йосио.

Если подумать, этот Танака Йосио не обязательно прислал ей книгу сразу после ее выхода. Он вполне мог вручить бабушке самую дорогую для него книгу и позже.

Моя бабушка купила остальную серию сорок пять или сорок шесть лет назад… примерно через десять лет после замужества. Если Танака Йосио подарил ей книгу в то время, значит, она еще была замужем за моим дедом. История Сосэки «Затем» была о Дайске, уведшем чужую жену. Брак моей бабушки был не таким уж счастливым.

Моя бабушка назвала меня «Дайске» в честь главного героя, и задумала она это давно – другими словами, имя это она выбрала не только из-за меня, но и потому, что моя мама могла родиться мальчиком. Бабушка купила полное собрание сочинений Сосэки незадолго до рождения моей мамы.

Тетя Майко сказала, что бабушка любила высоких людей, и потому отдавала предпочтение маме и мне. Но, вероятно, правдой это было лишь отчасти. Высокими в семье были только мы, остальные – низкими. Я совсем не походил на своего деда.

Бабушка видела лицо своего тайного возлюбленного во мне и матери?

Она прибила кусок резины в своей комнате в японском стиле на втором этаже. Низким людям это бы и в голову не пришло – что кто-то может там головой удариться.

Возможно, у нее на это было больше причин, чем просто подросшие дети. Если она не хотела, чтобы кто-то голову поранил, этот кто-то мог оказаться незнакомым моей семье, кто-то, такой же высокий, как и я.

Моим настоящим дедом был мужчина по имени Танака Йосио – возможно, этот секрет моя бабушка и скрывала любой ценой. Можешь попрощаться с нашим домом, она это в буквальном смысле говорила?

Но то были лишь догадки. Поскольку бабушка умерла, подтвердить их я не мог, но вероятность оставалась.

— …Жив ли еще Танака Йосио?

Услышав мой вопрос, Синокава, собиравшаяся откусить последний кусочек, замерла.

— Возможно, он еще жив… а возможно…

Она опустила голову. Я знал, что она имеет в виду. Танака Йосио мог повстречать мою бабушку, когда она трудилась в кафе; а значит, он мог жить неподалеку.

В лучах заката в палате воцарилась тишина. Эта негласная истина была известна в полной мере лишь нам двоим. Мы ничего не знали друг о друге, но, почему-то, оказались связаны этим общим секретом.

— Итак… Гора-сан? – прозвенел у меня в ушах голос Синокава. – Кем Вы сейчас работаете?

Меня вернули к реальности. Она говорила так прямо, что мне пришлось честно ответить.

— …Я еще ничего не нашел.

— Подработки?

— …Сейчас никаких.

Я не знал, когда меня могут вызвать на собеседование, поэтому подолгу заниматься подработками мне было трудно. Сказав это, я, скорее, смутился, но ее лицо зажглось восторгом. Что происходит? Почему она радуется моей безработице?

— У меня… трещина в кости, и выпишут меня не сразу… в магазине уже работников не хватает, поэтому все так и обернулось.

— …О.

Она говорила немного туманно, и я действительно не понимал, куда она клонит.

— Если Вы не против, возможно, Вы захотите в моем магазине работать?

Я округлил глаза, и она низко опустила голову.

— Пожалуйста. Моя младшая сестра поможет, хотя она и не особо надежная.

— Что… подождите секунду. Я совсем не разбираюсь в книгах.

И я должен был упоминать о своем «состоянии». Где это слыхано, чтобы плохо читающий человек в книжном работал.

— …У Вас есть водительские права?

— Да.

— Отлично. Тогда никаких проблем нет.

Она яростно закивала головой.

— …Важнее иметь под рукой того, кто умеет водить, чем читающего человека?

— Работая в букинистическом магазине, нужно не содержание книг знать, а их рыночную цену. Конечно, читать много книг полезно, но разобраться можно, и не прочитав ни одной. На самом деле, многие работники книжных магазинов не читают вне работы. Возможно, это я, читающая все подряд, чудачка…

У меня челюсть отпала. Мое представление о букинистическом магазине было полностью разрушено, и мне казалось, словно я услышал то, что не должен был.

— В любом случае, нам нужно много книг перевозить, и потому Вам нужны водительские права. Я занимаюсь приобретением и оценкой книг, так что если сможете мои распоряжения выполнять, Гора-сан…

Почему-то все этим обернулось. Я сумел оправиться.

— Н-но… разве нет никого более подходящего?

— Разве Вы сами не говорили, что будете рады о книгах послушать?

— Э? Ах, да.

— Я становлюсь очень разговорчивой, когда этой темы касаюсь… до этого все дети, подрабатывавшие у меня, увольнялись, поскольку меня не выносили. Я и правда не смогла найти никого, кто мог бы со мной работать.

Так она хотела меня нанять, чтобы я мог ее речи слушать? В ответ на мое озадаченное выражение она подняла взгляд, явно моля о помощи. Мою голову охватил жар при виде ее глаз с навернувшимися слезами. Это выражение на ее лице было равносильно преступлению.

— В любом случае, в магазине нашей семьи требуется много физического труда и нужно многое запоминать. Наш магазинчик и платит неплохо…

Я против воли почувствовал, что не могу ее просто бросить, но все равно не ответил. Она наклонилась вперед, окруженная стопками книг, и чуть не упала с постели.

— …Вы не хотите этим заниматься?

Внезапно я вспомнил слова бабушки, сказанные мне в больнице.

…если бы ты мог читать, твоя жизнь бы совершенно иначе сложилась.

Девушка передо мной была книжным червем, всегда любившим читать. На данный момент моя жизнь меня не так уж и не устраивала, но в глубине души я знал, что хочу жить среди этих книжных гор.

К тому же – я думал о Танака Йосио. Скорее всего, он был книголюбом, как моя бабушка и Синокава. Если он остался жить неподалеку, то мог объявиться в букинистическом магазине «Библиа».

— Я понимаю. – Мысленно подготовившись, я встал и кивнул. – Но у меня есть условие.

Она напряглась.

— …Какое?

— Можете пересказать мне «Затем» Нацумэ Сосэки? Что это за история? Я хочу узнать о ней как можно больше.

В этих книгах, передаваемых из поколения в поколение, истории были записаны не только на страницах, но и вплетены в саму их суть.

Я узнал о том, как моя бабушка дорожила этим восьмым томом, «Затем». История на его страницах меня тоже очень интересовала – но дочитать ее до конца я не мог.

— Конечно, – ответила она, уверенно кивая с улыбкой. Я не мог отвести взгляд от ее просиявшего лица. Глядя в небо, она словно затерялась в воспоминаниях. Через какое-то время ее изящные губы произнесли нежным голосом: – «Затем» выходила серией в «Асахи Синбун» в 42ом году эпохи Мейдзи. Она стала частью трилогии, включавшей «Сансиро» и «Врата»…

Она собирается с предыстории начинать? Похоже, нас ждал долгий разговор. Я молча прислушивался к каждому слову, мягко пододвинув округлый стул к кровати.

1. Здесь и далее в скобках указывается издательство.