Великий из Бродячих Псов: Зверь (Новелла) - 4 Глава

***

Время течёт и течёт, протекает сквозь пальцы, и ничего более.

Однажды Миязава Кенджи из Вооружённого детективного агентства сказал мне, что за ночью всегда приходит утро, за весной — осень. Всё идёт своим чередом. Дурные и добрые знамения, внутреннее и внешнее, добро и зло — всё это лишь половинки единого целого. Думаю, он был прав. Иначе мир просто не смог бы существовать. Даже если это мир, написанный в книге.

— Ахаха, Акутагава-кун, как здорово, ты сделал мне гамак с помощью своего дара! — веселился Рампо в офисе Агентства.

— Рампо-сан, вы уверены, что стоит вот так спать прямо посреди офиса?

— Не возражаю. Присматривая за детьми, я освоил немало способов применения моего дара для игр. Сейчас я открыл частоту колебаний, которая позволит Рампо уснуть за две минуты.

— Да уж, Акутагава, со дня прихода в агентство ты освоил немало приемов, годящихся не для боя.

— Разумеется. Взгляните на Рампо — он уже спит. Вы можете без колебаний предоставить мне присматривать за детьми, если надо.

— Да уж… но Рампо-сан всё-таки уже не ребёнок…

Он больше не был бродячим псом, которому некуда податься.

В свободное от работы время Акутагава начал помогать Кенджи в поле. Встретившись, они так и сыпали фразами, полными слов, совершенно непонятных стороннему человеку.

— Надо подобрать инсектицид…

— Не знаю, как неоникотиноиды подействуют на всходы…

— Что ж, а если прибегнуть к пиретроиду?

— А вот он, наверное, годится…

Так он теперь и жил.

Куникида махнул рукой на попытки приобщить Акутагаву к бумажной работе и вместо этого назначил его исполняющим обязанности шредера. Каждый вечер он передавал Акутагаве бумаги, которые требовалось ликвидировать. Акутагава с нескрываемой радостью восклицал “Вот и конец вам!” и кромсал документы на мелкие кусочки.

Так он теперь и жил.

Время идёт своим чередом.

Вместе с ним и люди, пока смерть их не настигнет, движутся вперёд, продолжая жить.

Юноша, которого называли Белым духом смерти Портовой мафии, очнулся на больничной койке.

— А, ты проснулся?

Он мутными глазами оглядел палату. Он ничего не понимал: ни где он, ни сколько времени прошло, ни как он оказался на этой койке.

Он понял только, что в его руку воткнута трубка капельницы, а рядом с ним стоит незнакомая девушка. Ей было около двадцати, а мягкие золотистые волосы и синие глаза выдавали в ней иностранку.

— Я… где я? — спросил Ацуши.

— Вообще-то ты отказывался от еды и почти умер от голода, поэтому наш директор лично за тебя взялся, — белокурая медсестра презрительно сощурила синие глаза. — Ты что же, не знал? Только человек с сильной волей может уморить себя голодом. Слабовольному это не под силу. У тебя бы всё равно не вышло.

Умер от голода?

Да, верно, после гибели Дазая он не понимал, что ему делать. Он отказывался от еды, ушёл из Йокогамы и не разбирая дороги брёл куда-то, подальше от людей. Он и сам толком не понимал, зачем он это делает. Просто не мог иначе.

— Ты не хотел умирать. Ты просто не хотел жить. Это совсем разные вещи. Знаешь, почему?..

— Остановись пока на этом, Элиза-чан, — тихо произнёс кто-то из-за занавески в глубине палаты.

— Ну что ещё, Ринтаро? — надулась девушка.

— Он и так в курсе того, что ты ему говоришь, — с укоризной произнёс человек за занавеской. Это был высокий мужчина, сидевший на стуле, но занавеска не давала различить его черт, и он казался тёмной тенью.

— Юноша, ты знаешь, где ты сейчас? — спросил он, и Ацуши огляделся по сторонам.

Только сейчас он заметил, что он находился не в больничной палате.

Он знал этот потолок и эти облезлые стены. Это был лазарет его старого приюта.

Сердце отчаянно заколотилось. Что всё это значит?!

— Я — новый директор, — произнёс человек за занавеской, словно прочитав его мысли. — Такова была последняя просьба Дазая. Когда я изобразил собственную смерть и удалился от дел, он пожелал, чтобы я взял на себя управление этим приютом и снова принял тебя здесь, как бывшего воспитанника. Тогда, четыре года назад я был обязан ему жизнью и особого выбора у меня не было.

Последняя просьба Дазай-сана?

Новый директор?

Взял на себя управление этим приютом?

Ацуши снова огляделся по сторонам и понял, что лазарет сильно изменился по сравнению с тем, что он помнил. На окнах не было решёток, а на стенах — цепей, удерживающих пациентов, зато появилось какое-то медицинское оборудование и книжный шкаф. На стенах были развешены корявые, явно детские рисунки. Свет из окна под потолком пронизывал всю палату и падал на пол сияющим четырёхугольником.

Где-то за окном Ацуши услышал смех играющих детей.

Он никак не мог этого услышать. Не в этом приюте, по крайней мере.

— Ты снова воспитанник этого приюта. По крайней мере, пока не сможешь жить самостоятельно. Думаю, Дазай по-своему беспокоился о том, что с тобой будет после его смерти. Но кое в чём он всё же просчитался, — ровным голосом сказал человек за занавеской. — У нас с ним разные методы воспитания. Поэтому я буду действовать по-своему.

Едва он договорил, блондинка вынула из кармана часы и протянула их Ацуши.

— Это же… — вне всякого сомнения, это были часы, оставленные директором приюта ему в подарок.

— Разбей эти часы, — холодно произнёс человек за занавеской.

Ацуши посмотрел на него, потом на часы. Сердце его билось гулко, словно колокол.

— Не могу, — побледнев, ответил он. Как бы он мог их разбить? Ведь эти часы были его последним…

— Разбей. Пока ты их не разобьёшь, ты не сможешь покинуть приют, — ледяным голосом повторил человек, назвавший себя новым директором. — Тебе вовсе не надо было пытаться стать примерным воспитанником. Во всём виноват только предыдущий директор. Чтобы позволить себе в это поверить и двигаться дальше, тебе придётся разбить эти часы.

— Нет… — машинально ответил Ацуши. — Я не хочу двигаться дальше. Я хочу обратить время вспять. Хочу вернуться в тот день, в кабинет директора. Хочу всё исправить. В тот момент, когда подарок директора… — больше он не смог выдавить ни слова.

Новый директор со вздохом поднялся на ноги и отодвинул занавеску. Ацуши застыл от удивления, увидев его лицо.

В мафии не было никого, кто не знал бы этого лица.

— Вы…

Бывший босс Портовой мафии, Мори Огай. Бывший лидер, погибший четыре года назад. Человек, воспитавший Дазая.

— Я часто это слышу, юноша, — тихо сказал он. — Авторитет, основанный на насилии. Власть, основанная на страхе. Я лучше, чем кто-либо, знаю, насколько они эффективны и универсальны. Но я к ним не прибегаю. Такими методами воспитывать нельзя. Это худшее зверство, какое может позволить себе взрослый. Ты и сам должен это отлично понимать, ведь ты и сам пострадал от этого зверства. Но эти часы, как проклятие, затуманивают твой разум.

Он серьёзно смотрел на Ацуши. У него были глаза человека, у которого есть идеалы, человека, на которого может положиться кто угодно.

В груди Ацуши вихрем билось множество чувств. Он не понимал, что правильно, а что нет, во что верить, в ком сомневаться. Когда он был в мафии, он не знал таких сомнений. В мафии надо было только подчиняться приказам.

— Скажите мне только одно, — дрожащим голосом произнёс Ацуши. — Зачем вам это нужно? Зачем вы так хотите, чтобы я изменился?

— Это очевидно, — ответил Мори, и в его голосе прозвучало что-то мрачное. — Передо мной был юноша, желавший смерти. Хотеть его спасти, но не иметь возможности — второй раз я этого пережить не хотел.

В голове Ацуши — он и сам не мог объяснить, почему — словно переключился какой-то рубильник.

— Я не сломаю их, — Ацуши спрятал часы в ладонях. — Эти часы доказывают, что я — это я. Так он сказал. Но…

“Сплюнь кровь, тигр. Сплюнь и иди вперёд”.

В голове всплыли слова Акутагавы, сказанные на крыше.

В тот раз он не убил меня. Теперь я понял, почему.

Это был вызов от него. Значит, я не могу ему проиграть.

— Я буду жить. И однажды… — Ацуши хотел договорить, но не смог подобрать правильные слова.

На его ладони, сжимающие часы, легла рука.

— На сегодня этого довольно, — сказал Мори тихим, но глубоким голосом. — Оставайся здесь, пока не найдёшь другое доказательство того, что ты — это ты, и тогда ты сможешь уйти. До того момента ты мой воспитанник — нет, мой сын.

Ацуши опустил глаза. Его грудь стиснуло незнакомое доселе чувство. И он совершенно не представлял, что это может быть.

***

Над Йокогамой дул порывистый ветер.

Он трепал полы плаща Акутагавы, смотревшего на рассвет.

— А, вот ты где. Не замёрз? — спросил Ода, едва поднявшись на крышу общежития. — Есть работа. Поручили нам двоим. Предотвратить ограбление банка.

— Сколько грабителей? — отозвался стоявший на краю крыши Акутагава, не оборачиваясь.

— Сто восемьдесят.

— Сто восемьдесят? — удивлённо обернулся Акутагава. — Это уже не ограбление, а вооружённый захват. Они что, хотят объявить банк независимым государством?

— Мне тоже так кажется, — спокойно, без тени напряжения, ответил Ода. — Это правительственный банк, имеющий право выпуска денег. Преступникам нужны оригинальные штемпеля и печатный станок. Поэтому нас и выбрали.

— Ясно.

Сейчас в округе не было никого, кто не знал бы их обоих. Акутагава и Ода, быстрые, искусные в своём деле, обладающие невероятной силой, были лучшими бойцами в агентстве. Они были идеальной боевой единицей: Ода полностью контролировал порывистого и склонного впадать в ярость Акутагаву. Городская и военная полиция

всегда могли положиться на их силу.

Скорее всего, и с этим делом они управятся ещё до обеда.

— Идём.

Спускаясь с крыши, Ода заметил, что Акутагава продолжает смотреть на город.

— Что с тобой?

Перед глазами Акутагавы до самого горизонта простиралось бескрайнее море зданий. Город, состоявший из людей, что жили своими жизнями, продолжали свой род и умирали. Глядя на город, Акутагава прищурился и сказал:

— Даже если наш мир не более, чем мимолётная тень…

— Что?

— Нет, — Акутагава мотнул головой и отвёл взгляд от города. — Ничего.

Даже если наш мир не более, чем мимолётная тень, все люди в нём — настоящие.

И Гин, и я, и все в агентстве, и те растерянность и тяжесть в груди, которые просыпаются, когда я думаю о них — всё это никак не может быть тенью. Всё это существует на самом деле.

Казнь Гин отменили. Впрочем, её с самого начала не планировали казнить… Но после того, как всё закончилось, она исчезла. Она пока не может ко мне вернуться. Я должен её отыскать.

Но я не тороплюсь.

Если я снова попытаюсь с налитыми кровью глазами увести её силой, я, как и в предыдущий раз получу только отказ. Гин наверняка думает, что ей нельзя находиться со мной рядом. Но в следующий раз будет иначе.

Поэтому сейчас я живу как сотрудник детективного агентства.

Я раскрываю дела, набираюсь умения, спасаю слабых. Я докажу, что я не зло во плоти. Не знаю, получится у меня или нет. Честно говоря, сейчас я не особо в этом уверен.

Но кто знает, что будет дальше.

Возможно, в недалёком будущем этот мир будет уничтожен. Но сейчас этого ещё не произошло.

Сражаясь со зверем в себе и собственными сожалениями, бесконечно убегая от них и продолжая сражаться против неизбежного конца мира, мы сражаемся, отвоёвывая себя по капле.

Возможно, однажды, радуясь поверженному врагу, я пойму, что на самом деле я кровожадный зверь с окровавленной пастью. Возможно — что я хранитель, незаметно стоящий на страже мира и покоя.

Пока я этого не знаю.

Значит, есть смысл это выяснить.

Может, если я окажусь хорошим человеком, каким должен быть член детективного агентства, сестра наконец-то вернётся ко мне. Тогда я наконец обрету покой. В тот день, когда я найду своё место и свою сестру, я стану настоящим человеком, а пока — зверь, не знающий, что делать с собственным сердцем, завывает и продолжает свой бег в ночи.