Фривольные игры дракона (Новелла) - 1 Глава
Син Баоэр
Фривольные игры дракона[1]
Том первый
ПРОЛОГ
Династия Датун[2], император Цзин-цзун[3], пятый год правления.
Династия Датун царствовала на протяжении трёхсот лет, половина из которых была отмечена миром и богатством. В период её процветания в возрасте двадцати лет на престол взошёл наследник, принявший имя Цзин-цзун и поднявший экономику на небывалые ранее высоты. Жизнь людей была безмятежна, наполнена весёлыми танцами и песнопениями. Без всякого преувеличения можно сказать, что работа императора была лёгкой, и особо он не перетруждался.
И, конечно, нынешний правитель, а был он очень своенравным и немного легкомысленным, не желая томиться от безделья и сидеть во дворце, как птичка в клетке, отправлялся в путешествие, дабы развеять скуку. Происходило это достаточно часто, и наша история началась как раз с того, что Сын Неба[4] в очередной раз решил прогуляться.
Трудолюбивый и исполнительный молодой скопец[5], как всегда после пятой стражи[6], вошёл в спальню императора, чтобы помочь тому причесаться и умыться.
Однако на письменном столе из золотистого китайского лавра[7] лежал листок бумаги, на котором крупным размашистым почерком, как взлёт дракона и пляска феникса[8], чернели строки: «Мы[9] отбыли в Цзяннань.[10] Вернёмся не раньше двух месяцев, но дольше, чем на шесть, не задержимся. Во время нашего отсутствия, препоручаем государственные дела членам залы Высокого правления[11] и, как обычно, Тунсинь-вану[12]. Мы постановили».
— Милостивые боги! Император снова сбежал! — воскликнул евнух, и тотчас же по всей императорской спальне разнеслось эхо его панических завываний. Негодуя и мыча от бешенства, он сломя голову помчался в сторону центрального дворца, сея гвалт и неразбериху на своём пути.
«Сколько можно! Он ведёт себя уж слишком неблагоразумно! — мысленно причитал слуга на бегу. — Этот император Цзин-цзун господствует уже пять лет и, в соответствии с записями[13], сбегал в общей сложности десять раз. Государство не пало до сих пор, только благодаря гениальному и превосходному спасителю Туньсинь-вану, который правит с несгибаемой преданностью. О чём вообще думал старый император?! Отдать страну легкомысленному наследнику, который то и дело предаётся распутствам».
Он перевёл дух и зевнул:
— А-ах… столько хлопот, а мне так хочется спать.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Глупые разбойники похищают невесту в подарок
Июнь. На юге Поднебесной[14].
В западной части города Ханчжоу[15] по блестящей и спокойной озёрной глади плыл изящный, будто расшитый золотыми нитями солнца, восточный паром. Лёгкий ветерок наполнял окрестности душистым ароматом и разносил слабое перестукивание стройных бамбуковых стеблей. Казалось, каждый путешественник был опьянён красотой и благоуханием здешней природы.
Но сегодня роскошные лилии, величественно покачивающиеся на зеркальной глади, и элегантные лотосы, что любуются своим отражением в перламутровой поверхности озера, не смогли привлечь внимания суетливых прохожих. Все взоры были прикованы к молодому мужчине в белом, который упражнялся, стоя на высоко задранном носу парома.
Он был неописуемо грациозен, стройное и хорошо сложённое тело подчёркивал изящно облегающий конфуцианский халат[16] из лёгкой белой ткани, что ниспадал широкими волнистыми складками и, подобно облаку, колыхался от слабого дуновения ветра. Его длинные чёрные волосы, рассыпавшись по плечам тысячами изогнутых линий, падали до пояса и развевались на ветру в такт белым одеждам. Мужчина выглядел чуть небрежно, но настолько великолепно, что описать эту красоту неподвластно словам. Его лик излучал ауру небожителя, и привлекал к себе взоры окружающих. Проплывающие мимо на лодках простолюдины замирали, смотря на него широко открытыми глазами и разинув рты.
Впрочем, он давно привык быть в центре внимания. И, стоя высоко на носу парома, не позволял взглядам толпы сбить себя с толку и разрушить безупречно отлаженное равновесие. Его заботил лишь разговор с человеком, который находился позади.
— Должен сказать, сяо[17] Юэ, покачивающийся шаг, которому меня обучил наставник, весьма впечатляет. Я в течение часа стоял на краю и даже не пошатнулся, — проговорил он и, довольный собой, повернулся к спутнику со сладкой улыбкой на лице.
На мгновение даже божественная прелесть озера померкла от его очарования. Это была совершенно обычная улыбка, но вдруг из соседней лодки послышался крик:
— А-а-а!
Как выяснилось, толстяк, который жадно любовался его красотой и великолепной осанкой, засмотревшись, упал в воду прямо вниз головой, вызвав у очевидцев сочувственный смех.
— Сегодня я наконец-то понял, почему император Хань[18] зашёл так далеко, что даже отдал своему любовнику земли и богатство. Оказывается, всё-таки существуют мужчины, чья красота способна покорять государства и рушить города, — вздохнув, сказал мужчина в одеждах учёного своему другу. Но, испугавшись холодного взгляда, внезапно замолчал.
— Какая наглость!
Прежде, чем он успел определить, откуда донёсся гневный вскрик, чья-то тень уже мелькнула в воздухе. В мгновенье ока волосы, собранные в тугой пучок на голове учёного, исчезли. Всего лишь одно стремительное движение — и мужчина обнаружил, что его хвост болтается в руке зоркого бесстрашного охранника — сяо Юэ.
— Ах! — воскликнул народ, и тут же прекратилась болтовня о пленительной мужской красоте и прочие пересуды.
Красивый мужчина махнул рукавом:
— Сяо Юэ, быстрее вернись на паром и немедленно выбрось эту гадость.
Не успел он договорить, как силуэт охранника мелькнул на носу парома, и через мгновение тот оказался перед открытой каютой судна.
Швырнув волосы в воду, сяо Юэ сердитым и угрожающим взглядом окинул толпу, пока все не замерли и не наступила полная тишина. Только после этого он невозмутимо обернулся и вошёл внутрь.
— Ах! — донёсся единодушный вздох разочарования. Кто знает, когда ещё раз доведётся увидеть такого красивого мужчину. Теперь всё, что им оставалось — наблюдать, как паром отплывал с поразительной скоростью.
Заметив, что сяо Юэ вернулся в каюту, красавец, лениво откинувшись на спинку деревянной кушетки[19], произнёс отчётливым и резким голосом, который — словно это была злая шутка небес — разрушил его нежный томный образ:
— Сяо Юэ, есть ли у тебя ещё какие-нибудь развлечения на примете?
— Ваше Императорское Величество, в соответствии с планами, главная цель этой поездки «подобно странствующим героям совершать неувядаемые деяния»[20] ещё не выполнена, — сяо Юэ отвесил поклон, выказывая большое уважение.
Совершенно верно, мужчина, чья божественная красота восхищала и приводила каждого встречного в неописуемый восторг, был сам император, который проживал в столице — Его Величество Император Цзин-цзун. Из-за своей исключительной внешности он всегда председательствовал на собраниях членов правительственного совета в вуали, скрывавшей его лицо от подданных, что помогало избежать лишних слухов, которые могли просочиться из имперской столицы.
Охранник сяо Юэ был его доверенным военачальником, а по совместительству — подмастерье и собрат в тех же боевых искусствах. Всем остальным он был известен, как Му Юэ, полководец имперской армии.
— Неувядаемые деяния? И что мы должны делать? — задумчиво промолвил Сюаньюань[21] Цзин, соблазнившись идеей совершить «неувядаемое деяние».
Му Юэ, стоявший в стороне, начал говорить:
— Император, подданный[22] слышал, что в последнее время в горах Луцан, на окраине города Ханчжоу, стали пропадать красивые молодые девушки. Если Вашему Величеству интересно… — говоря, Му Юэ мельком глянул на прелестное лицо, и увидел заинтересованность во взгляде императора, что его совершенно не удивило.
***
После полудня. У подножия горы Луцан.
По горной тропе, вдоль длинного ряда деревьев и густой чащи кустарников, шли две молодые девушки, чьи силуэты виднелись сквозь ярко-зелёную листву. Та, что повыше, прятала лицо за тончайшей шёлковой вуалью. Её спутница была невысокого роста с правильными чертами лица, блестящими светлыми глазами, длинными аккуратными бровями, одетая в розовое платье из расшитой парчи, струившееся до самой земли.
— Ох, Юэнян[23], ну почему сегодня так жарко? Долго ли нам ещё добираться до города? — чарующим голосом спросила первая девушка, одетая в платье цвета бирюзы, что идеально подчёркивало её, как будто выточенный из яшмы, стройный стан. Высокая, возможно, даже слишком, она несла себя легко, величаво и несколько надменно. Её показная томность и мягкость движений придавали всему облику молодой красавицы некоторую вычурность, что присуща только девице из высокопоставленной и богатой семьи.
— Госпожа, мы будем там в ближайшее время, — с лицом мрачнее тучи ответила Юэнян.
И так вдвоём, идя бок о бок, продолжали они свой путь, поднимаясь вверх по неровным горным перевалам.
Совершенно верно, молодые девушки были ни кто иные, как Сюаньюань Цзин и Му Юэ с Западного озера[24]. По предложению императора они мгновенно переоделись в женские одежды и, сойдя с парома, не теряя времени, сразу же направились к горе Луцан.
Недоумевая, зачем его заставили одеться девушкой, Му Юэ шёл и думал: «Его Императорское Величество может носить женские платья, если ему так хочется, но почему я обязан наряжаться подобным образом?»
Цзин, разгадав мысли Му Юэ, замахнулся и как следует ударил его ладонью по голове.
— Ты что, не понимаешь? — воскликнул он. — Если меня будет сопровождать мужчина, бандиты к нам не подойдут! И что тогда делать?
Опешив, Му Юэ даже сделал шаг назад. Он был жутко раздражён сложившейся ситуацией, но не выказывал своего недовольства, стараясь держать всё в себе. Хотя выражение лица предательски выдавало его возмущение, он не смел прекословить императору. И всё, что ему оставалось — послушно ухаживать за «девушкой», поддерживая её под руку, пока они продолжали свой путь по извилистым горным тропинкам.
Пройдя пол-ли[25].
Наконец-то их ожидания оправдались — перед ними появились бандиты.
— Сестрицы, куда путь держите? — озорно улыбаясь, спросили два крепких, рослых мужика, что преградили им путь. С первого взгляда на них не оставалось сомнений, что это разбойники.
«Ох, как примитивно, — подумал Цзин. — Неужели нельзя было придумать какой-нибудь оригинальный способ, чтобы завязать разговор?».
Мысленно выругав их и немного успокоившись, он принял облик наивной простушки и прелестным высоким голоском ответил:
— Ах, старшие братцы, я направлялась в Ханчжоу, навестить своих родственников. Но к несчастью, потеряла деньги на дорожные расходы, и мне со служанкой ничего другого не остаётся, как вернуться домой.
Закончив говорить, он уныло-нежным жестом приподнял вуаль и смахнул притворные слёзы, в то же время, выставив напоказ бандитам своё прелестное лицо.
— Ого-о! Вот это личико-цветок, личико-луна[26]! — хором воскликнули потрясённые разбойники. Конечно же, другой реакции от них и не ожидалось.
— Да что вы, не преувеличивайте! Неужели девушка с заурядной внешностью достойна таких комплиментов?
Цзин с детства рос во дворце царских жён в окружении прелестных и изящных женщин, поэтому переодеться и сыграть роль девушки для него было сущим пустяком.
— Эм-м… сестрица, а не хочешь ли отправиться вместе с нами в горы?
Разбойники пытались казаться вежливыми, чтобы их слова звучали, как приглашение, а не принуждение.
— Старший братец, а зачем мне идти в горы? — нежным голосом спросил Цзин с деланой застенчивостью. Он бросил короткий взгляд на Му Юэ и уголком глаза заметил брезгливое выражение его лица, которое так и говорило: «Меня сейчас стошнит». Недовольный этим, Цзин возмущённо закатил глаза.
— Чтобы стать женой нашего главаря, конечно же!
И, не желая больше тратить время на бессмысленную болтовню, разбойники тут же схватили девушек и направились в горы.
— Ах! Помогите! Спасите! Кто-нибудь!
Цзин и Му Юэ звали на помощь и отбивались, но старались быть осторожными, чтобы не выказать свою полную силу. Сопротивлялись они недолго, и уже через несколько мгновений повисли на бандитских плечах, как мешки с рисом, и разбойники направились к селению, что располагалось высоко в горах за густыми облаками.
Прошло не менее половины большого часа[27], как Цзин заметил, что горная тропа неожиданно расширилась и густой лес уступил огромной мощной постройке, которая охватывала склон, будто пытаясь забраться на самую вершину. Вход в неё преграждали расписные ворота, образующие высокую арку, а сверху висела табличка, на которой громадными иероглифами было написано: «Твердыня горы Луцан».
— Старший брат, зачем вы притащили нас сюда? — вкрадчиво, стараясь казаться испуганным, спросил Цзин у бандита, что нёс его на плече.
Хотя император отличался стройностью и изящным телосложением, но он был высоким взрослым мужчиной, поэтому разбойнику нести его было совсем не легко, и он уже запыхался.
— Сестрица, ты должна радоваться! — сказал бандит, тяжело дыша. — Именно сейчас наш главарь ищет себе жену! И теперь всё зависит от твоей удачи! Если она будет благосклонна и старший брат влюбится, то тебе несказанно повезёт.
Весёлый тон и счастливое выражение лица, с которым отвечал бандит, крайне разозлило Му Юэ.
— Кто такой этот ваш главарь? — поинтересовался он с раздражением. — И почему нам «несказанно повезёт», если мы ему понравимся?
— Ой, девица, да что ты знаешь? — разбойник был очень недоволен обидным замечанием Му Юэ.
— Наш лидер прославленный во всём Чжунъюань[28] мастер Улиня[29] — Орёл[30] Лу Цан[31]. Он стал известным ещё в юном возрасте, как воистину великий воин! Но до сих пор ни одна женщина, которую мы, его братья, находили, ему не понравилась… эх… мы с братьями очень волнуемся по этому поводу, — закончил он свою речь, всё сильнее расстраиваясь с каждым последующим словом.
— А что стало с женщинами, которых вы похищали? — допытывал Цзин.
— Если старший брат их не хотел, тогда, конечно же, мы забирали девушек себе! — ответил тот и залился жутко похотливым смехом.
Цзин нахмурился: «Кажется, этот Лу Цан настоящий мерзавец. Девушку он не хочет, но на волю не отпускает, а отдаёт в лапы грязным бандитам. Его непременно следует наказать!»
В голове Сюаньюань Цзина созрел план. Он был полон решимости хорошенько проучить этого негодяя по прозвищу Орёл и заставить его страдать!
Не прошло и нескольких минут, как они вошли в большой зал.
Пленницы были брошены на пол, а их похитители уже громко вопили, докладывая о добыче:
— Старший брат! Старший брат! Посмотри, что мы принесли!
Несколько мужчин стояли полукругом в другом зале и что-то серьёзно обсуждали. Услышав крик, они прекратили разговор и поспешили к выходу.
Тот, кто шёл впереди остальных, был одет во всё серое. Высокий, худощавого и мускулистого телосложения, с тёмными пронзительными глазами, что сверкали словно звёзды, которым длинные, как меч, брови[32] придавали оттенок властности. Он был очень красив, но лицо его надменным, а взор слишком самоуверенным.
«Значит, это и есть тот самый Орёл», — подумал про себя Цзин.
Их главарь выглядел намного привлекательнее, чем ему представлялось, но этот взгляд, которому брови вразлёт придавали высокомерия, действительно, был неприятным.
Орёл подошёл к двум «девицам», что сидели на полу. Сквозь вуаль Цзин увидел, что тот недовольно нахмурился.
— Снова женщины? — сухо и надменно процедил он сквозь зубы.
— Старший брат, эти две — невероятные красавицы, ручаемся головой, отличный товар! — быстро, но с осторожностью поспешили объясниться похитители.
— Красавицы? — гримаса сомнения искривила лицо Лу Цана, и он искоса посмотрел на кипевшего от ярости Юэ.
— Нет, она! — грабитель поспешно указал на Цзина, который сидел в сторонке.
— Правда?
Ещё сильнее сдвинув брови на переносице, Лу Цан подошёл к Сюаньюань Цзину и небрежно откинул вуаль с его лица.
— А-ах! — возгласы удивления звонким эхом разнеслись по всему залу. Все были потрясены неземной красотой Цзина, будто им явилось небесное видение.
Лу Цан, впервые увидев девушку столь совершенной красоты, уставился на неё, ни на миг не отрывая взгляд. Прошло достаточно долгое время, прежде чем он смог заговорить.
— Старший брат? — послышалось из толпы.
Похитители, видя реакцию Лу Цана, уже поняли, что он пленён внешностью девушки. Хотя, наверное, только не-человек смог бы не попасть под чары такой удивительной прелестницы.
Лу Цан махнул рукой, призывая всех присутствующих к вниманию. По-прежнему не в силах отвести взгляд от прекрасного лица, разбойник нерешительно заявил:
— Награда!
Кто-то за его спиной немедля достал несколько кусочков золота и вручил похитителям. Те, удовлетворённые щедрым вознаграждением, ушли.
Большой зал мгновенно взорвался криками.
— Старший брат, теперь ты обладаешь поистине красивой женщиной!
— Я, Лу Цан, беру тебя в жёны, и отныне ты будешь хозяйкой твердыни. Это должна быть только ты и никакая другая женщина.
Всё вокруг наполнилось хором поздравлений. Но Лу Цан не замечал ничего вокруг, всё его внимание было приковано к девушке. Он нежно держал Цзина за руку и как зачарованный пристально смотрел ему в глаза, что сияли ярче любых драгоценных камней, которые он когда-либо видел.
— Торопитесь! Спешите! Быстрее готовьте свадьбу! Старший брат женится сегодня вечером!
Верные братья Лу Цана разгадали его мысли и приказали срочно заняться приготовлением празднества.
***
Лунный свет окутал горы.
Наблюдая за происходящим, Лу Цан, обычно сдержанный, заметно нервничал — сидел как на угольях.
Бандиты пировали в большом зале, где были накрыты более сотни столов с роскошными яствами. Гости усердно жевали, и лица их светились искренним восторгом и счастьем, не только от удовольствия, но и от радости за своего главаря.
— А вы знаете, что жена старшего брата невероятная красавица?! Я слышал, что когда он увидел её, то от изумления оказался не в силах отвести взгляд!
Подобные речи доносились из разных концов зала.
Вдоволь наевшись и напившись вина[33], разбойники, конечно же, завели разговор о свадьбе.
— О, да, так и есть! — вмешался кто-то в беседу. — Никогда раньше не замечал, чтобы старший брат спал с женщинами, я уж было подумал, что он какой-то не такой… — говоривший оборвал свою речь, по-видимому, поняв, что коснулся опасной темы.
Отовсюду послышались дружелюбные смешки.
В центре зала сидел наречённый.
На обычно бесстрастном лице Лу Цана виднелся слабый румянец; пока он пил, уголки губ слегка подрагивали, норовя расплыться в улыбке.
— Старший брат, тысячи слитков золота стоит ночь в начале весны[34], — наклонившись, зашептал Лю Цо, советник Лу Цана, ему на ухо. — Я думаю, тебе лучше пойти в спальню, не стоит так долго заставлять невесту томиться одной в ожидании жениха.
После этих слов щёки Лу Цана покраснели ещё сильней, став ярче, чем летние розы в саду. Ничего не ответив, он встал:
— Ну, я, пожалуй, пойду. А вы продолжайте веселиться!
Посмотрев, как Лу Цан удалился в спальню во внутреннем дворе, Лю Цо улыбнулся от души, со всей возможной теплотой, на которую только был способен. Безбрачие главаря тяжёлым камнем лежало на сердцах его собратьев. И сегодня, увидев, как их лидер обрёл супружеское счастье, они могли, наконец-то, вздохнуть с облегчением.
Шумный зал остался далеко позади, и Лу Цан уже приближался к спальне, но, чем ближе он подходил, тем сильнее трепетало его сердце.
Изначально он думал, что нет никакой надежды найти свою настоящую любовь, ту единственную, предназначенную судьбой. Но сегодня небеса действительно послали ему женщину, образ которой он долгие годы лелеял в своём сердце! Как же ему не прыгать от радости?!
Приглушённое мерцание свечей отбрасывало тени в спальной комнате. На краю кровати, устланной алым шёлком, спокойно сидела невеста, красная вуаль скрывала её лицо.
Лу Цан подошёл ближе к постели и увидел под тончайшими красными[35] простынями белую полоску узорчатого шёлка[36]. Он почувствовал, как внезапно кровь бросилась ему в лицо. Сегодня он будет согрет теплом божественной красавицы, а это ложе станет тем сокровенным местом, где исполнятся его мечты.
— Моя жена… — сказал он еле слышным, хриплым голосом. Затем протянул руку и осторожным движением приподнял вуаль, которая мешала разглядеть прекрасное лицо. Изумительная красота Цзина озаряла всё вокруг него словно сиянием, казалось, затмевая даже свечи. Сердце Лу Цана чуть не выскочило из груди, когда он узрел это великолепие.
— Увидев сегодня тебя впервые в большом зале, я сразу же понял, что ты предназначена мне судьбой и станешь самой большой драгоценностью моей жизни, — Лу Цан произносил это с таким трепетом в голосе, что, смутившись слащавости своих слов, в который раз залился багрянцем. Немного осмелев, он продолжил робким шёпотом. — Моя жена, ты так красива.
Не в силах контролировать желание, что тлело глубоко в его сердце, он осторожно наклонился и нетерпеливо едва коснулся губами щеки девушки. Ощутив приятный запах её кожи, Лу Цан замер — он наслаждался интригующим, неповторимым ароматом. Сердце, охваченное вихрем чувств, неистово колотилось.
— Любимая, уже поздно. Нам пора отдыхать, — сказал он дрогнувшим ласковым голосом, протянув руку к своей жене так нежно, словно она была хрупкой вазой, способной разбиться.
Но внезапно был схвачен!
Сюаньюань Цзин пристально, леденящим кровь взглядом, смотрел Лу Цану в глаза, полные недоумения, и сильно, точно в тисках, сжимал его левое запястье.
Прежде, чем горный разбойник успел хоть как-то отреагировать, Цзин резким движением грубо бросил его на кровать.
Оплавленные свечи, что стояли у кровати, озаряли мужественные черты Лу Цана и его искрившиеся желанием глаза. Но после странных действий молодой жены, томительный блеск в очах сменился недоумением.
— Хм, красивый! — промолвил Сюанюань Цзин волнующим густым баритоном, отбросив ненужный теперь поддельный фальцет. Мужские нотки его голоса, словно раскаты грома, в мгновение разрушили уютную атмосферу спальни.
Его слова эхом отозвались в ушах Лу Цана и пронзили страхом всё тело! Сомнений нет, он только что слышал голос мужчины!
— Кто ты… ах! Ты что делаешь?!
Не успел он задать вопрос, как Цзин уже сильным рывком подтянул его руки к изголовью кровати. Сам от себя не ожидав, Лу Цан даже вскрикнул от удивления.
— Кто… кто ты такой? Что ты делаешь? — повторял он надрывным, полным ужаса и отчаяния голосом, пока Сюаньюань Цзин неистово срывал с него одежду.
Цзин рассмеялся:
— Золотко, разве не очевидно? Собираюсь исполнить супружеский долг!
Он уткнулся в шею Лу Цана, мягкую, словно конфеты из номи[37], и почувствовал, как горячее настойчивое желание начало пульсировать глубоко внутри его мужской сущности. С самого начала Цзин планировал только припугнуть Лу Цана, заставить прочувствовать страх, который испытывали похищенные женщины. Но когда он коснулся твёрдого, мускулистого тела, ему захотелось по-настоящему ощутить тепло плоти разбойника.
Лу Цан отчаянно завопил:
— Ты… ты… Я мужчина! — он был настолько испуган, что едва мог говорить.
— Я тоже мужчина! Поэтому, думаю, ты хорошо понимаешь, что я собираюсь сделать.
С каждой минутой Цзин чувствовал, как страсть нарастает, и хотел освободиться от этого ослеплявшего, болезненного желания. Он навалился на разбойника, придавив весом своего тела. Лу Цан, ощутив его тяжесть и отвердевший член, который уткнулся в него, сразу понял, что с ним хотел сделать Цзин. Он ощутил, как страх заполняет сердце, которое неистово колотилось.
— Нет-нет-нет-нет-нет-нет!.. — кричал Лу Цан и тряс головой, словно безумный.
Он отчаянно боролся, но Цзин оказался сильнее. Лу Цан очутился в ловушке под телом насильника, который был не крупнее его самого, вот только гораздо сильнее. Впрочем, сопротивление и попытки освободиться приводили лишь к тому, что Цзин заводился ещё больше. Жар клокотал внизу живота Цзина, а его руки целеустремлённо двигались к поясу разбойника.
— Нет, не надо… — закричал Лу Цан от страха, когда почувствовал, что чужие пальцы теребят узел, который держал штаны.
Но Цзин, проигнорировав его мольбы, резким и сильным движением разорвал кушак, стянул штаны и откинул их в сторону. Обнажённое тело Лу Цана попало под дикий взгляд. Его медового цвета кожа была гладкой, как шёлк. Цзин вздохнул, понимая, что даже у него не такая гладкая кожа.
— Кто же знал, что у горных бандитов может быть такое красивое тело, — заметил он с усмешкой, протягивая руку к самым сокровенным местам Лу Цана.
Изо всех сил сдерживая слёзы, Лу Цан по-прежнему пытался бороться. Но даже у первого в Поднебесной[38] не было никаких шансов на спасение от такого противника. Он мог только беспомощно терпеть, пока Цзин грубо и безжалостно играл с его телом.
Ночь тянулась бесконечно.
Несмотря на то, что Лу Цан плакал и кричал, как раненое животное, и даже не желая этого, он не мог не поддаться умелым пальцам Цзина, который искусно гладил и мял его член, и после нескольких быстрых движений, всё же запачкал его безупречные руки.
Глядя на густые белые потёки, разбойник почувствовал себя таким униженным, что ему захотелось умереть! Он… он не мог поверить, что… был осквернён мужчиной!
Боже мой!
Но возможности пожалеть себя у него не оказалось, ведь следующее, что сделал Цзин, едва не заставило Лу Цана попытаться откусить себе язык[39], чтобы совершить самоубийство.
— Что ты делаешь?! Э-эй?! Отпусти! — он вопил и рвался изо всех сил, но не мог остановить проворные руки, что ползли в сторону того места, к которому ещё никто никогда не прикасался.
Палец, испачканный его собственной жидкостью, проник в него, нажимая на мягкие тёплые внутренние стенки и пытаясь расслабить мышцы внутри.
— Больно…
В тот же миг ему, распластанному и обессилевшему, показалось, что тело готово разорваться пополам — когда что-то с сильным толчком проникло внутрь.
Там было туго и тесно, но ощущение напряжённости, и в то же время упругой мягкости, привело Цзина в неописуемый восторг, и он воскликнул:
— Как же хорошо!
Эти слова звенели у Лу Цана в ушах, он думал только о том, чтобы умереть, прямо здесь и сейчас. После такого разве смеет он считать себя главарём, старшим братом для своих разбойников? Лу Цан чувствовал, что остатки его самоуважения крошатся под этим насилием.
Сердцем овладела безнадёжность, но физическая боль ничуть не уменьшалась.
— Ну что, ещё будешь похищать невинных девушек? — зло спросил Цзин, окончательно ломая и без того растоптанный дух Лу Цана, и схватив его за поясницу, начал резкими рывками притягивать к себе, насаживая на член.
С каждым рывком он проникал всё глубже, беспощадно натягивая и натирая тонкие внутренние стенки, и разбойник вдруг почувствовал, как помимо боли в его теле начинает разливаться странное чувство удовольствия.
— Ах! Пощади, умоляю… Я больше не буду воровать женщин! Не буду!
Движения Цзина постепенно ускорились. Лу Цан больше не мог выносить острой пронзающей боли от того, как его внутренности буквально взбалтывают, и, не заботясь уже о собственной гордости, громко заорал, не сдерживая слёз.
Разве мог Цзин на пике возбуждения отпустить Лу Цана? Вместо этого Сюаньюань ещё грубее и глубже проник в него.
В какой-то миг боль стала совершенно невыносимой, место, в которое входили, — разорвалось. Алая кровь заструилась вниз по бледному бедру и пропитала безупречно белую шёлковую ткань.
— Сжалься надо мной… сжалься… умоляю, спасите!
Ему было так плохо, что он уже не кричал, только слёзы наполняли глаза и скатывались по щекам. Лу Цан опустил голову, и капля за каплей падали на красную шёлковую подушку, оставляя на ней влажные пятна.
***
Вдали у места пиршества.
Пронзительные крики Лу Цана заставили бандитов с недоумением переглянуться.
— Какая лихая невеста у старшего брата. Кажется, он так возбуждён, что готов умереть, — наконец разрушил тишину чей-то дрожащий голос.
Для Лу Цана адские муки никак не заканчивались. Нечеловеческая выносливость Цзина позволила ему удовлетворить свою похоть пять раз, прежде чем он слез с разбойника.
Тот распластался на покрытой шёлком кровати, как порванная тряпичная кукла. Белые тонкие простыни, предназначенные для проверки девственности «невесты», пропитались его собственной кровью, и красные пятна резали глаза, как алые цветы, что распустились на снежном поле.
Увидев, что высокомерное лицо Лу Цана исказили слёзы отчаяния, Цзин мило улыбнулся. Его прекрасная нежная улыбка внушала Лу Цану больший страх, чем повелитель демонов, сидевший на троне ада.
Цзин внимательно разглядывал разбойника, исследуя его красивое и безупречное тело, пытаясь найти какой-нибудь шрам или родинку, как примету, чтобы запомнить эту бурную ночь. Но результат его разочаровал.
«Ничего?» — разочаровано подумал Цзин и нахмурил брови. Но вдруг ему пришла в голову мысль. Он порылся в одежде, сброшенной на пол, и достал из халата маленькую золотую печать[40].
Волна страха вновь захлестнула сердце Лу Цана, когда он увидел, что его мучитель накаляет печать на огне свечи. Севшим от крика голосом, он с трудом произнёс:
— Ты… Что ты делаешь?
Прежде чем он успел договорить, Цзин с дьявольской ухмылкой на лице уже поднёс раскалённую золотую печать к внутренней части его бедра. Не в состоянии сдержаться, Лу Цан из последних сил забился в истерике:
— Нет, нет! Не надо!
Тут же сквозь его истошный вопль пробилось тихое шипение опалённой кожи. Цзин с удовлетворением любовался ожогом в самой скрытой части тела разбойника — секрет, который Лу Цан никому не сможет рассказать.
— Отныне и навсегда ты принадлежишь мне!
Недолго думая, он вновь потянулся к брошенной на пол одежде и достал из рукава[41] халата искусно украшенную шкатулку. Оттуда он вынул маленький лазурный шарик.
У Лу Цана больше не осталось сил бороться, он лишь беспомощно наблюдал, как Цзин проталкивал странный предмет в его истерзанный зад. От жара, бушевавшего внутри, шарик быстро растаял и проник в тело.
— Если не хочешь стать сучкой, которой в день нужно не менее десяти мужиков для удовлетворения, и которая подставляет свой зад, как дешёвая блядь, — Цзин ткнул пальцем в его горящую окровавленную плоть и продолжил спокойным голосом, который Лу Цан уже успел возненавидеть каждой клеточкой своего тела, — приходи пятнадцатого числа следующего месяца на мост Юэлун[42], что в столице, за противоядием.
Даже не взглянув на разбойника, чтобы полюбоваться реакцией, Цзин встал, оделся и мгновенно умчался прочь.
***
На следующий день.
Свет утреннего солнца залил спальню.
Лу Цан, не смыкавший глаз всю ночь, из последних сил поднялся с кровати, что была в полнейшем беспорядке, и дрожащими руками поднимал с пола разорванную одежду.
Внезапно за дверью послышался топот. Он быстро прикрыл тканью низ живота и пах, покрытые его кровью и спермой совершенно неизвестного ему ублюдка. Лю Цо в приподнятом настроении бодро шагнул в комнату. Его взгляд сразу упал на запятнанные белые простыни.
— Ого, старший брат, поздравляю! Тебе попался неиспользованный товар[43]?
— Пошёл вон! Убирайтесь все! — завопил Лу Цан низким, хриплым голосом. Он схватил большую фарфоровую вазу с прикроватного столика и вслепую запустил ею в поздравителя.
Остальные мужчины, что также явились приветствовать лидера, быстро выскочили из комнаты, не понимая, в чём дело. А несчастный Лу Цан рухнул на пол, в ворох смятых тканей. У него даже не осталось сил стоять.
Он небрежно схватил самую чистую одежду, что валялась рядом, и прикрыл невыносимый для глаз засос на груди. И сидя у кровати, горько плакал…
Перевод: WriterBabe
Бета и редактор перевода: MoonLight
Редактор, корректор и оформитель перевода: Тай-Мыр
http://helendoll.blogspot.com
[1] «…дракона», то бишь императора. В Китае существует четыре божественных животных: дракон, тигр, феникс и черепаха. Среди них дракон был главным, самым мудрым, милосердным и одаривал достойных. Поэтому он был символом милосерднейшего из людей ― императора. Более того, императора часто именовали «драконом» и считали, что в его жилах течёт драконья кровь. Трон императора ― «троном дракона», или «местом дракона»; лицо ― «лицом дракона»; церемониальную одежду императора ― «платьем дракона». Простым людям запрещалось носить любую одежду с изображением дракона, а также золотисто-жёлтого цвета.
[2] Датун — выдуманная династия. Название переводится как «великая гармония».
[3] Это не настоящее имя, а тронное (имя-титул), используемое в период нахождения у власти. Дело в том, что императоры обожествлялись и личные имена в течение их правления или правления всей династии подлежали табу. Употребление их устно или письменно каралось законом вплоть до смертной казни. Только мать имела право называть императора по имени.
[4] Императорский титул в Китае. «Небо» (т. е. «Бог») не говорит само, лишь особый человек его слышит и должен донести помыслы до остальных. Император, как «Сын Неба», получает поручение от «Отца» и сообщает его подчинённым.
[5] Скопец (евнух) — мужчина, посвятивший себя служению императору, принеся в жертву главное мужское достоинство. Поговаривают, что император мог иметь до трёх тысяч евнухов. В древности их доставляли вассальные князья, которые обязаны были каждые пять лет представлять по восемь юношей, за что им уплачивалась приличная сумма.
[6] В древности в Китае с семи вечера до пяти утра каждые два часа сменялись ночные стражи; это отмечалось ударами в барабан, а иногда стуком колотушек. Отсюда двухчасовые отрезки времени стали именовать «стражей». Первая стража — от семи до девяти часов вечера; вторая — от девяти до одиннадцати; третья — от одиннадцати до часу ночи; четвёртая от часу до трёх; пятая — от трёх до пяти часов утра.
[7] Китайский лавр — дерево из семейства Лавровых. Встречается в джунглях юго-западного Китая. Его дорогостоящая древесина в древности использовалась при строительстве дворцов и храмов, а также в интерьерах и для мебели. Сейчас китайский лавр, будучи редким и дорогим деревом, почти не применяется.
[8] «Взлёт дракона и пляска феникса» — образно: о небрежном скорописном почерке.
[9] Император в отношении себя использует слово «чжень» — монаршее «Мы», — больше никому другому его так называть не позволено.
[10] Цзяннань — переводится как «к югу от реки (Янцзы)». Обширный район в центральном Китае, который простирается вдоль реки Янцзы. Цзяннань многие века считалась центром культуры, ремёсел и торговли.
[11] Дворцовое учреждение, занимающееся делами государственного правления.
[12] Титул правителей государств и княжеств в Китае. Соответствует таким титулам, как король, князь и т. д. Также его присваивали наследникам престола (пока они не вступили на трон) и близким родственникам императорской семьи мужского пола.
[13] В обязанности евнухов входило регистрирование деяний монарха.
[14] Поднебесной в древние времена китайцы называли своё государство.
[15] Ханчжоу — город в провинции Чжецзян. Славится своими живописными местами. В Китае есть поговорка: «на небесах есть рай, на земле есть Сучжоу и Ханчжоу».
[16] Тип одежды, которую носили учёные в Древнем Китае.
[17] «Сяо» — прилагательное, указывающее на почтительное отношение говорящего к собеседнику. Переводится как «молодой Юэ».
[18] Император Хань — имеется в виду император У-ди. Могущественный государь (правил с 141 по 87 г. до н. э.), его правление считается историками одним из самых блистательных периодов в истории Китая. Здесь в новелле использовано исковерканное определение «покоряющая государства и города» из трактата Бань Гу: в оригинале воспевалась красота женщины, а не мужчины. История следующая. Искусный певец и танцор, чей чарующий голос очень нравился императору, Ли Яньнянь, который так же был евнухом-фаворитом У-ди (бисексуал), как-то раз спел ему песню о прекрасной девушке: «Ах, что за девушка на севере живёт! На свете первая красавица она. Посмотрит раз, и город вмиг падёт. Посмотрит вновь — страна покорена! Побеждены сей красою все кругом. Она ж как будто и не ведает о том». (Перевод В. Зайцева) «На свете есть ли подобная красавица?!» — воскликнул император. И ему ответили: «Это младшая сестра Ли Яньняня». Взглянув, убедился У-ди в истинности этих слов: и хороша собой, и танцует чудесно юная Ли. С тех пор она стала его любимой наложницей, а в дальнейшем женой и матерью его сына. А когда она умерла, он очень глубоко скорбел, и даже сочинял о ней стихи.
[19] Обычно изготавливались из бамбука, чёрного или розового дерева. Мебель для сидения очень часто украшали резьбой, геометрическими узорами и фигурами. Чтобы было мягче сидеть, поверх застилали циновку или укладывали подушечки.
[20] «Подобно странствующим героям совершать неувядаемые деяния» ― совершать благородные поступки и стоять на защите справедливости. В китайском языке фраза часто используется для описания молодца-отшельника, который по собственному желанию помогает всем нуждающимся и творит добро, так называемые молодцы из рек и озёр «белого пути». А бандитов называли молодцами «чёрного пути». Здесь автор использует её в шутку, так как императору явно скучно, и он всего лишь ищет, чем бы себя развлечь.
[21] Фамилия Цзина содержит два иероглифа «Сюань» и «Юань». Обычно китайские фамилии, за редким исключением, состоят из одного иероглифа.
[22] Му Юэ имеет в виду себя.
[23] «Нян» («девица», «барышня») ― часто, как например, в данном случае, употребляется в качестве ласкательного суффикса при женских именах.
[24] В настоящее время называется Сиху. Знаменитое озеро в Ханчжоу. Оно считается инкарнацией Си Ши ― первой из четырёх красавиц (символы женской красоты в литературе) Древнего Китая.
[25] Мера длины, около 0,5 км.
[26] «Личико-цветок, личико-луна» ― образно: о человеке неимоверной красоты.
[27] Большой час ― так в старом Китае называли одну двенадцатую часть суток, что было равно двум часам.
[28] Чжунъюань (Центральная равнина) ― является местом становления китайской цивилизации. В книгах по древнему и средневековому Китаю понятия «Центральная равнина» приравнивается к названию «Китай». Встречается также выражение «Чанцзян, Чанчэн, Хуаншань, Хуанхэ», что означает: «длинная река (река Янцзы), длинная стена (Великая китайская стена), жёлтая гора (горы Хуаншань) и жёлтая река (река Хуанхэ)», которое образно очерчивает границы Центральной равнины. На данный момент в Китае географического понятия Центральная равнина не существует.
[29] Улинь ― буквально «лес воинов», что значит: мир боевых искусств. Свободное общество занимающихся боевыми искусствами. Эти воины обычно не состоят на службе у правительства и не являются солдатами, разбойники или повстанцы.
[30] Это его прозвище.
[31] Здесь горы Луцан названы не в честь Лу Цана. Там разные иероглифы, с разным значением, но читаются одинаково.
[32] «Как меч, брови» ― прямые брови вразлёт.
[33] Имеется в виду рисовое вино.
[34] Тысячи слитков золота стоит ночь в начале весны… ― строчка из стихотворения Су Ши. «Весна» в Китае не только время года, но и эквивалент термина «эротика». Эта строчка ― метафора о быстротечности интимных встреч мужчины и женщины, о том, что нужно ценить каждое мгновение таких ночей.
[35] В Китае свадьба ― это «красный» праздник. Красный является главным цветом торжественного события. Это не только цвет наряда невесты, но и огромного количества всевозможных свадебных атрибутов, начиная приглашениями и заканчивая коробками, в которые кладут подарки для молодых. Красный цвет в Китае символизирует радость, процветание, а также любовь, то есть первопричину торжества.
[36] Во многих странах существовал обычай, когда после первой брачной ночи на окна вывешивали простыни, которыми была застелена кровать молодожёнов. Если крови ― доказательства невинности только что состоявшейся жены — не было, то её даже иногда «возвращали» родителям. Девушка после такого считалась опозоренной, а соответственно, и вся её семья.
[37] Клейкий рис. Называется так, не потому что похож на разваренную кашу, а потому, что из него можно легко лепить шарики или другие фигурки.
[38] Первый в Поднебесной ― образно: несравненный. Здесь речь идёт о навыках владения каким-нибудь боевым искусством.
[39] Зачастую подобный вид самоубийства применяли воины, когда попадали в плен. И без подготовки сделать такое сложно, потому что язык нужно откусить, как можно ближе к его основанию, затем проглотить этот кусок, а после значительной потери крови наступает смерть. Всё это должно быть доведено до автоматизма. Поэтому они тренировались на животных: откусывали им язык и, насколько возможно, заполняли кровью несчастных жертв свои желудки. Немалого труда стоило научиться доставать до основания языка, и для этого тоже существовали специальные упражнения.
[40] Печати используют вместо подписи. Изначально они выполняли роль клейма, что определяло и подтверждало принадлежность вещи хозяину. Оттиски печатей ставили на документах и предметах быта. Позже печати стали символизировать авторитет власти. Истинный владелец печати имел право определять судьбу не только какой-либо вещи, но и судьбу человека. В зависимости от ранга, печати были золотые, серебряные, медные, а так же из менее достойных материалов, вплоть до деревянных. На них были выгравированы название чина и должность. Символом верховной власти в Китае была императорская печать, вырезанная из нефрита. Также императорские печати часто делали из золота, и порой навершия украшались фигурками животных. Каждая печать имела своё назначение и воплощала авторитет императора в той или иной сфере жизни страны. Сами они были довольно большие по размеру, но Цзин, наверное, обладая могущественной властью, попросил сделать для него мини-версию J.
[41] «Достал из рукава» — В старину в одежде китайцев карман находился в рукаве. Удлинённая часть низа широкого рукава китайского халата или немного сшивалась, или просто сужалась по направлению к кисти, чтобы таким образом в нижнем углу получился своеобразный карман.
[42] Переводится как «лунный дракон».
[43] Старая метафора девственности.